Александра Сашнева - Тайные знаки

Он хотел что-то еще сказать, но Марго не дала ему даже открыть рот. Она вцепилась в руку Поля и стиснула ее почти до синяка. Просто ее вдруг осенило. Просто будто кто-то сказал в голове отчетливо и громко.

И она повторила это вслух:

— А я думаю другое: может быть, ничего э т о г о нет? Может быть, они вообще в с е выдумали? Несколько дней назад я шла по улице, и вдруг мимо проехали две машины. И в обоих сидели люди и стреляли друг в друга. Я испугалась, спряталась в какой-то нише, а потом оказалось, что это снимают кино. Мы ведь не можем отличить что кино, а что нет! Можно этим воспользоваться! Например! Министр Полиции звонит министру СМИ и говорит, что у них проблема с баблом. Что нужно поднять налоги! Тогда этот министр СМИ звонит главным редакторам ТВ, прессы и говорит, что надо снимать преступления. Побольше преступлений. А мы ведь никак не можем узнать, что правда, а что нам просто показывают. Это может быть таким же художественным фильмом, как любое другое кино…

— И убийства?! — Поль вырвал руку и шагнул в приехавший лифт. — И трупы?

— Да нет никаких трупов! Это артисты! Их гримируют!

— Марго! Ты несешь полный бред. Черт! Все вы ненормальные! Посмотри! У меня остался синяк! Еще скажи, что это это все придумала газета для поднятия тиража!

— Точно! — воскликнула Марго. — Газета нанимает убийцу, платит ему небольшой прайс, а потом наживается на тиражах… Нехило! Поль! Ты — гений! А чтобы не было проблем, они делают откат полиции! Надо рассказать это Лео! Пусть напишет!

Марго захохотала.

— Да-да! — саркастически поддакнул Поль. — Лео вечером отправляется на охоту, потом пишет об этом, и получает бабки, а чтобы у него не было проблем, откатывает полгонорара комиссару!

— Точно-точно!!! — Марго зашлась в истерическом смехе.

— Марго! Остановись! — испуганно посмотрел на спутницу Поль. — Что ты городишь?! Ты вдумайся только! Боже мой! Я думал, только наши тинейждеры такие уроды, а в России все не так. Там ведь была революция, и она все изменила…

— Во-первых, я не тинейджер, а во-вторых, уже обратно все сделали! -.. но ваше поколение ужасает меня, — не обращая внимания на выкрики возбужденной спутницы продолжал брат Аурелии. — Ты младше меня на пятнадцать лет. Всего пятнадцать лет! Но мы не были такими ужасными. У нас была романтика, мы во что-то верили! В демократию, в интернационализм, в прогресс, в то, что люди — хорошие. В то наконец, что можно объединившись, изменить мир. И мы изменяли его! Мы носили майки с портретом Че Гевары! Черт! Из-за тебя я нажал не тот этаж! И теперь придется ехать обратно вниз!

— Извини!

Поль зло нажал кнопку и запыхтел, недовольно морщась. Но Марго не замечала его пыхтения.

— А что, кстати, ты имеешь в виду? — сморщилась она. — Шестьдесят восьмой год? Какое отношение ты имеешь к нему? Ты еще в школу ходил! И сейчас уже никто не скажет, как все было, и кто за что боролся! Да-да! Я все знаю! Моя сестра Верка тоже таскалась с ними. Бабушка не знала, что с ней делать. Все жаловалась матери, писала в письмах, что Верка пошла по кривой дорожке. Но я знаю, ничего особенного хиппи не делали. Они слушали песню «Beatles» «Мichelle», курили марихуану, трахались с кем попало, рисовали мышей и разбитые лампочки. Кажется, так… Но ты не мог этого делать! Ты недостаточно стар для этого! Это мог делать мой отец, но он был занят другими вещами, в России все по-другому…

— Я все прекрасно помню! И идеалы хипизма для меня дороги! Я даже дружил с настоящими хиппи! Со старыми хиппи, которые остались хиппи до конца! Сейчас появились какие-то антиглобалисты, но это глупость. Они просто хулиганы. Вот хиппи — это настоящее. Они были за любовь, против войны.

Марго презрительно посмотрела на Поля, готовясь не оставить от его доводов камня на камне, но вдруг увидела ситуацию со стороны, и ей стало жалко брата Аурелии. Он никогда бы не признался в этом, но он был на грани слез. Стоит ли любой спор чьих-то слез?

— Хотя, ты прав! — внезапно согласилась Марго. — И я сама иногда пугаюсь, куда меня заводит блуд мысли. Но я не виновата. Я просто складываю пазлы. У меня в голове такие зигзулины, и они складываются сами собой в разные узоры. А иногда я представляю, что придумала весь мир, и если перестану ежесекундно придумывать его, он исчезнет.

Лифт остановился и раздвинул створки.

Они оказались на чистенькой лестничной площадке.

— Вот-вот! И эти горе-физики, начитавшиеся Планка говорили что-то такое! — простонал Поль. — Ты такая же сумасшедшая! У меня разболелась голова от твоего бреда. Помолчи.

— Пожалуйста, — Марго пожала плечами.

В конце концов, наплевать, что он там себе думает. Ее больше волнует другое, вернее другой. Что это за человек, в предчувствии которого кубики так ловко упали тремя шестерками вверх? Что это за человек такой, ожидание которого приводит в такое приподнятое состояние? Он может оказаться совсем не тем, что ты ждешь, Марго! Нет! Не может! Так не бывает, чтобы и кубики, и настроение — сразу. Так бывает только тогда, когда день обещает удачу!

Что-то она не заметила… Какая-то заноза царапнула в словах Поля. Так же, как с этим плющом на брандмауэре и с полицейским, лицо которого знакомо. А еще пуговица найденная в трещине между ступеньками.

«Сумасшедшая!» Валерий, предлагая ее Жаку, все время аппелировал к теме сумасшествия. — во-первых, он ей предлагал в будущем прикинуться сумасшедшей; — во-вторых, Жак выгодно продает рисунки сумасшедших; — в-третьих, в газете «Франс-суар» в первый же день Марго прочитала выдумку Лео о том, что кто-то в России из пота шизофреников делает гиперсильные наркотики.

Марго усмехнулась составленному списку — наверное, она и правда сумасшедшая. Но она не хочет быть сумасшедшей, поэтому выбросит все из головы. К черту всю эту дурь!

Поль открыл дверь кватиры, вошел в маленькую аккуратненькую прихожую и вытащил из стенного шкафчика пару тапок с огромными заячьими ушами.

— Шит! — усмехнулась Марго. — Плюшевые зайцы преследуют людей! Хорошо хоть не оранжевые!

— Почему?

— Не люблю оранжевый, — отмахнулась Марго, не вдаваясь в подробности.

— Повесь куртку на плечики в шкаф, — Поль протянул плечики.

— Непременно! — поклялась Марго и послушно выполнила предписание.

Не без робости сунув ноги в тапки, она шагнула в студио, отчетливо оценив преимущество других квартир (Жака и Аурелии), где ботинки снимать не предлагалось. Да. Без ботинок чувствуешь себя почти как в пижаме. Надо бы и в России запретить снимать ботинки.

Не выйдет — на улицах, как в хлеву — глина, куски торфа отвалившиеся от колес грузовиков. Марго подумала, что не припомнит в Париже ни одного грузовика. Трудно поверить, но и выходя на тротуар, она не всегда понимала, что уже не в квартире или маркете, а на улице. Казалось, что город — это огромная лоджия, а двери подъездов — это двери в комнату.