Кристин Керделлян - Тайные врата

Намного позже ты скажешь мне: «С компьютером можно узнать о людях все, кроме того, что у них на сердце».

Когда речь заходит о человеке, с которым я уже встречался, карточки мне еще полезнее. Так, я могу поздравить человека со статьей, вышедшей в New York Times полгода назад, даже если не читал ее… Производит впечатление, и немалое.

Когда я только начинал, ведение этих файлов страшно утомляло. Сегодня достаточно записать несколько фраз на телефон или наушники с микрофоном, работающим Wi-fi, на выходе со встречи. Данные передаются по Интернету, и специальное устройство печатает карточку.

Итак, середина января, идет снег, и «Боинг-747» American Airlines садится в аэропорту Стокгольма. Дорога до города показалась мне невыразительной. Под белым покрывалом все города Европы похожи друг на друга. Ничего интересного. Такси, аэропорт, отель – не тебе рассказывать про рутину.

Хранительница приехала встречать меня в аэропорт. Глядя на нее, я понял, что система карточек и файлов все же несовершенна. Я знал все об ее образовании (история искусства, управление общественными организациями), карьере (успех высокотехнологичного музея для детей, который она создала из ничего в северном городишке, позволил ей занять нынешнее престижное место) и даже о личной жизни: тридцать три года, разведена, детей нет. Но, поскольку фотографии не было, я не мог представить, что Катрин Страндберг окажется красивой блондинкой, просто северным ангелом: длинная шея, короткая стрижка, вьющиеся волосы.

С ней была женщина – невысокая, русая, в английском стиле. Ее пухлая рука смялась, как пластилин, когда я ее пожал.

– Я решила посвятить вам весь день, месье Баретт, – сразу объявила Катрин. У нее был восхитительный глуховатый голос, напомнивший мне какую-то итальянскую певицу.

Безупречный английский. Она не стала упоминать, что зимой график работы музея совпадает с графиком захода солнца: в три часа музей закрывается.

– Как мило с вашей стороны… Но ведь хватит и нескольких часов, разве нет? У меня обратный самолет сегодня в пять дня.

– Если вы хотите увидеть все, то понадобится как минимум день, – настаивала она, улыбаясь.

Было 9 часов утра. Я хотел посмотреть документы и как можно скорее вернуться в Бостон. Знаю, что ты только что вообразила: круто было бы провести там ночь с такой хозяйкой. Но этого в плане не было. Точка.

Мы пересекли весь город и направились прямо в музей, по случаю моего приезда закрытому для публики на два часа, чтобы я мог пройти инкогнито. Эффект «Баретт» – еще один пример… Мой друг Брэд Питт, обожающий Ван Гога, регулярно заставляет открывать лично для него музей в Амстердаме, чтобы показать любимого художника друзьям. Люди, которые жалуются на свою известность, невыносимы, правда?

Катрин Страндберг провела меня в отдел графики. Длинная комната в старом стиле, застекленные витрины, большие прямоугольные столы под окнами. Бумаги хранились в огромных пластиковых ящиках и чемоданах. Я поражен: ни один документ не оцифрован. Посетитель, пройдя должный контроль, сверялся со списками, разложенными по папкам. Выписав шифр интересующего его документа, он заполнял карточку-требование, по которой архивист искал нужную бумагу на стеллажах.

К счастью, Катрин подготовилась к моему приезду. Ее спутница быстро принесла нам полдюжины больших бумажных и пластиковых папок, в которых лежали рисунки, атрибутированные Ленотру. Чтобы убедиться, что я в полной мере осознал степень оказанного одолжения и ценность предоставленных мне сокровищ, она напомнила, что во всем мире существует не больше двадцати рисунков, полностью выполненных одним Ленотром; около сорока тех, что вместе с ним делали помощники и на которых он сделал пометки, и сотня более-менее современных копий.

– Наденьте, это обязательно, – сказала она, протягивая мне пару белых перчаток из тончайшего эластика.

Я смотрел, как ее красивые пальцы исчезают в поскрипывающем эластике. Катрин аккуратно открыла коробку.

– Рисунки никогда не входят в постоянную экспозицию, – объяснила она, вынимая первый лист. – Три или четыре раза за сто лет, в лучшем случае, их показывают публике.

По одному, очень нежно, словно переставляя редкий фарфор, она вынимала из папок и вкладышей чертежи и раскладывала их передо мной на большом столе, освещенном двумя лампами белого света. Большая часть работ забрана в картонные рамки. Катрин комментировала их ликующим голосом. Музей Стокгольма столь богат рисунками Ленотра потому, что триста лет назад один молодой шведский архитектор поехал учиться к французскому двору. Этот Карл смог перевезти в родную страну, как и рассказывал Клавери, много подлинных рисунков мэтра.

Большинство рисунков – каскады, разработанные для королевских владений: Со, Сен-Жермен… Во-ле-Виконт здесь же: Катрин показала мне превосходный вид поместья, самый большой из известных рисунков Ленотра. Метр тридцать в длину, семьдесят сантиметров в ширину. Я пришел в восторг от чертежа фонтана Юпитера, бога богов, отца Аполлона. Насколько я знаю, этот фонтан никогда не был построен в садах Версаля. Вообрази, Юпитер – бог грома и молнии! Людовик XIV не допустил такого соперника в своих владениях!

Я восхищался этими работами, как восхищаются старыми картинами или египетскими статуями: не столько из-за внутренней красоты, сколько из-за чувства, которое они вызывают, воспоминания о людях, творивших ради их появления на свет. Старые вещи способны воскрешать людей, тебе не кажется?

Катрин приходила в восторг перед каждым рисунком, который она выкладывала перед нами. Она хорошо знала технику Ленотра и говорила о нем, как фанат о своем идоле.

– Вот это проект каскада Марли. Видите, как он воспроизводит на плане третье измерение? Как использует тени от больших деревьев, изгороди и потоки воды? Поразительно, правда?

Катрин отметила, что не всегда известно, для какого поместья сделан рисунок. Некоторые проекты, которые не были реализованы в Версале – порой против воли автора, вынужденного приноравливаться к переменчивым вкусам Людовика, – могли быть предложены для других мест.

– Почему он делал это? Чтобы оправдать затраты? – спросил я.

– Скорее из мести, я бы сказала. Показать, что его проект несправедливо отвергли… Сказать Людовику что-то вроде: «Вы не захотели ставить его у себя, сир, но посмотрите, как красиво получилось у других».

Позже, намного позже, я вспомнил эти идеи Катрин Страндберг. Она первая озвучила возможность мести доброго Ленотра своему другу королю.

Когда на стол лег последний рисунок, Катрин скрестила руки на груди и с улыбкой повернулась ко мне.