Филипп Ле Руа - Последний Завет

Хитроумие зла в действии.

– Сгодится.

– Заодно мы избавим вашу подругу Карлу Шомон от нависшей над ней угрозы и окажем услугу мафии, которая предпочла бы держать русского подальше от своего бизнеса на Лазурном Берегу.

Клаудио Драготти был в курсе всего. И всерьез считал себя облаченным в пурпур представителем некоего всеведущего божества. Кардинал был прав. Чертовски прав. Натану приходилось склониться перед таким макиавеллизмом. Тем не менее оставалось проверить последнюю вещь.

– Каким боевым искусством владеют члены вашего общества?

– Хотите оценить наличествующие силы?

Натан вдруг почувствовал боль в затылке. Пытался дышать, но воздуху не удавалось проникнуть в легкие. Краем глаза он видел, что пять епископов смирно сидят на скамье. Одного не хватало. Драготти не пошевелился. Натан лежал на земле. Над ним нависал капюшон, полный мрака. Пальцы, сложенные на манер тигриных челюстей, впились в его горло. Кашикаке. Жизненная точка. Церковник, прыгнувший как молния, держал его пригвожденным к земле. Натан ничего даже заметить не успел. И теперь был в полной его власти.

– Не ряса не делает монаха, мистер Лав. Это всего лишь пример, ответ на ваш вопрос. Прием школы Соренджи-кенпо. Техника основана на ударах кулаком, прыжках и бросках. Прыжки достигают в высоту более двух метров. Но здесь пространства не хватает. Продолжим демонстрацию? Если это может повлиять на ваш выбор.

Натан выгнулся и схватил нависшего над ним епископа за ворот. Уперся подошвой полусогнутой правой ноги в лобок своего противника в маске, а левой в пол. Соединил толчок правой ноги с рывком обеими руками назад. Его плечи коснулись пола в тот момент, когда епископ пролетел над ним и врезался в стену головой вниз. Натан закончил кувырок и вскочил на ноги. Тело святого отца оседало на капюшон.

– Томое-наге, – сказал Натан.

Остальные разом встали, как на мессе. Драготти унял свой тик и знаком велел им успокоиться. Они опять сели.

– Теперь, когда мы закончили разминку и показали наши когти, пора принять решение, мистер Лав.

Натан больше не мог тянуть время. Мораль требовала отказаться от компромисса, пусть даже пожертвовав своей жизнью понапрасну. Но в этой морали, насаждаемой политико-религиозной системой и пользующейся ею как транквилизатором, было что-то искусственное. Драготти не так уж не прав: Натан не соприкасался с миром более трех лет. И нарушил свое уединение лишь под давлением Максвелла, чтобы отомстить за смерть друга, тоже покинувшего мир. У него даже возникла безумная мысль вернуться к цивилизации, женившись на Карле. Но теперь решение принято. Его подсказало «Хагакуре» Йошо Ямамото: «Жизнь мимолетна, как сон. Так стоит ли заботиться о преходящем или превращать это мгновение в кошмар?»

– Думаю, что мне лучше всего вернуться домой, медитировать. Это и будет моим ответом на сложившуюся ситуацию.

– Быть по сему, – сказал Драготти.

Карла стояла на коленях в первом ряду, перед величественным алтарем папского собора. Молилась, ожидая его. Он хотел было подойти поближе, чтобы в последний раз вдохнуть ее запах, но сдержался. Она могла почувствовать его присутствие. Он удовлетворился тем, что смотрел на ее взъерошенные фиолетовые волосы, потом скользнул взглядом по затылку, плечам, охватил все изгибы ладного тела. Ее ноги были сомкнуты, руки скрещены. О чем она молилась? Вполне вероятно, что тот, к кому обращены ее мольбы, не способен их исполнить.

Ибо Натан собирался исчезнуть из жизни Карлы. Отказываясь противостоять тайному братству кардинала Драготти, он отказывался от донкихотского сражения против ветряных мельниц, размалывающих душу паствы, отказывался играть на руку полиции и правосудию, снова включиться в жизнь общества, жениться, растить детей. Избегать выбора – вот совершенный путь. Дао. Натан по своему складу был далек от трафаретного героя, выполняющего свой общественный долг, который арестовывает негодяев и в финале женится на героине. Евангелие от Иисуса упало в него, как камень в озеро видимостей, напомнив ему о пустоте каждой вещи. Распустив узлы своей непростой жизни, сделав ее прямой и ровной, он чуть было снова не завязал ее во многих местах. На какое-то время его ослепила любовь к женщине.

«Только когда вы перестаете любить и ненавидеть, приходит ясное понимание. Если хотите достичь ясной истины, не заботьтесь о правом и неправом. Споры между правым и неправым – недуг духа» – так начиналась одна из самых старинных дзенских поэм.

Натан медленно отступил в полумрак, к Вратам Мертвых, и затерялся среди колонн Бернини. Снаружи Ватикан заливал настоящий потоп. Радио в такси, уносившем его в аэропорт, сообщало панический прогноз погоды, который шофер комментировал на ломаном английском. Италию захлестнули наводнения. Природа показывала террористам, что может быть еще более жестокой, чем они. Натан надеялся, что аэропорт не закроют. Ему оставалось уладить кое-какие мелочи. Наведаться в Сан-Франциско к родителям. Передать Джесси и Томми в надежные руки. Заглянуть к себе, чтобы взять две вещи.

И затем оставить этот мир.

Он рассчитал, сколько ему осталось прожить. Иешуа бен Иосеф сделал это на Масличной горе. Натан – в кресле «Боинга-747», мчавшегося со скоростью звука к Нью-Йорку сквозь часовые пояса. Он мог измерить этот отрезок времени при условии, что сам назначит его конец. Место он уже видел в своих видениях: некий пляж. Оставалось только дать имя этому последнему прибежищу.

Он заключил договор с Драготти. В обмен на молчание он получал отмену фетвы и заверение прелата, что Карла будет избавлена от Владимира Коченка. Кардинал взялся также передать молодой женщине письмо, в котором Натан сообщал ей об окончании своей миссии и о намерении вернуться, как он и предполагал раньше, к прежнему уединению, из которого его вытащил Максвелл. К соглашению добавлялась выплата кругленькой суммы денег из черной кассы Ватикана, чтобы американцу было на что исчезнуть.

Вспыхнуло табло с просьбой пристегнуть ремни. Промежуточная посадка на два часа в аэропорту Дж. Ф. Кеннеди перед продолжением полета до Калифорнии. Натан позволил себе задремать. Когда он вновь открыл глаза, соседнее кресло было занято. Хотя в первом классе оставалось еще много свободных мест. Лицо пассажира показалось ему знакомым. Еще несколько секунд, и он приложил к нему имя: Стюарт Севелл.

– Как поживает наш герой?

– Какого черта вы тут делаете?!

– У меня предчувствие, что расследование проекта «Лазарь» вот-вот будет завершено. Так что я здесь, чтобы дать отчет моим читателям. Они имеют право знать.