Патрисия Корнуэлл - След

– Я не желаю об этом говорить.

– Губернатор – женщина, – продолжает Люси. – Какого черта женщина назначает на такую должность лузера?

– Я не хочу об этом говорить.

– Конечно, в половине случаев выбор определяют не политики. Они только подписывают бумаги. Возможно, у нее и других проблем хватало.

– Люси, ты зачем мне позвонила? Испортить настроение? Зачем ты это делаешь? Пожалуйста, перестань. Мне и без того нелегко.

Люси молчит.

– Люси? Ты меня слышишь? – спрашивает Скарпетта.

– Слышу.

– Не люблю разговаривать по телефону. Мы не виделись с сентября. Думаю, ты меня избегаешь.

Он сидит в гостиной, расстелив на коленях газету. С улицы доносится звук подъезжающего мусоровоза.

Дизельный двигатель гулко урчит. Мусоровоз останавливается в конце подъездной дорожки, и к ритмичному стуку мотора добавляются пронзительное завывание гидравлического подъемника и глухие удары мусорных баков о металлические стенки кузова. Рабочие швыряют пустые контейнеры, и мусоровоз с громыханием удаляется.

Доктор Маркус сидит в большом кожаном кресле в гостиной. Перед глазами пляшут круги, дыхание сбивается, сердце колотится от ужаса. Он ждет. За мусором сюда, в Уэстем-Грин, приезжают два раза в неделю, в понедельник и четверг, около половины девятого. В эти дни он всегда опаздывает на совещание, а недавно вообще не явился на работу. И все из-за мусоровоза и тех громил, что на нем приезжают.

Теперь они называют себя уже не мусорщиками, а инженерами санитарной службы, но это не важно. Не важно, как называют себя эти смуглолицые громилы в темных комбинезонах и кожаных рукавицах. Не важно, как называют их другие и что считается политкорректным в наши дни. Доктор Маркус боится мусоровозов и мусорщиков, и эта фобия только прогрессирует с того дня, как он переселился сюда четыре месяца назад. Они пугают его, и поэтому он не выходит из дома, пока страшная машина и страшные люди в темном не сделают свое дело и не уедут. Некоторое время назад он начал ходить к психиатру в Шарлотсвилле, и с тех пор дела вроде бы идут на поправку.

Доктор Маркус сидит в кресле и ждет, пока утихнет сердце, пройдет головокружение, уляжется тошнота и успокоятся нервы. Потом встает. На нем пижама, халат и комнатные тапочки. Одеваться, пока не проехал мусоровоз, нет смысла, потому что в ожидании жутких утробных звуков, глухого клацанья и натужного воя он потеет, его трясет озноб, а ногти на пальцах синеют. Доктор Маркус идет по дубовому полу, выглядывает в окно и видит брошенные на углу зеленые контейнеры. Он вслушивается в затихающий шум, удостоверяется – хотя и знает их маршрут, – что мусоровоз скрылся из виду, а не ползет назад и возвращается на место.

Машина уже далеко, рабочие опорожняют баки где-то на соседней улице, потом они свернут на Паттерсон-авеню, а куда отправятся дальше, того доктор Маркус не знает или не хочет знать, – главное, что они ушли. Он еще раз смотрит на свои контейнеры, неосторожно оставленные мусорщиками у самой дороги, и решает, что выходить еще небезопасно.

Приняв такое решение, он идет в спальню, повторно проверяет, включена ли охранная система, снимает сырую от пота пижаму и отправляется в ванную. В душе доктор задерживается ненадолго. Умывшись и согревшись, он вытирается насухо и одевается для работы, радуясь, что приступ остался позади, и стараясь не задумываться о том, что может случиться, если болезнь настигнет его в общественном месте. Главное, находиться в этот момент вблизи дома или офиса и тогда можно спрятаться за закрытыми дверями и переждать бурю.

В кухне доктор Маркус принимает оранжевую пилюлю. Антидепрессант и одну таблетку клонопина он уже принял рано утром, и сейчас время для второй. В последние месяцы ежедневная норма выросла до трех миллиграммов, что не может не огорчать, – ему вовсе не хочется зависеть от бензодиазепинов. Психиатр в Шарлотсвилле говорит, что беспокоиться не о чем. Если не злоупотреблять алкоголем или другими сильнодействующими средствами – а доктор Маркус ни к одному, ни к другому не притрагивается, – с клонопином проблем не будет. Лучше принимать клонопин, чем жить в постоянном давящем страхе перед приступами паники и прятаться за закрытой дверью, чтобы не потерять работу или не предстать перед всеми в жалком состоянии. Он не может позволить себе лишиться работы. Он не богат, как Скарпетта, и не может позволить себе терпеть оскорбления и унижения, которые она, похоже, переносит легко и спокойно и глазом не моргнув. До назначения на должность главного судмедэксперта штата, должность, которую она занимала много лет, доктор Маркус прекрасно обходился без клонопина и антидепрессантов, а теперь у него, по словам психиатра, коморбидное расстройство. То есть не одно расстройство, а два. В Сент-Луисе он иногда не ходил на службу и практически никуда не ездил, но при этом справлялся со своими обязанностями. Да, жизнь до Скарпетты была сносной.

В гостиной доктор Маркус снова смотрит на большие зеленые баки и прислушивается – не гудит ли мусоровоз. На улице тихо. Он накидывает старое серое пальто, натягивает старые черные перчатки из свиной кожи и на мгновение останавливается у двери, прислушиваясь уже к себе. Все вроде бы в порядке. Доктор Маркус отключает сигнализацию, открывает дверь, быстро доходит до конца подъездной дорожки, оглядывает улицу и, не обнаружив опасности, откатывает контейнеры к гаражу, где им и положено быть. Все хорошо.

Он возвращается в дом и снимает пальто и перчатки. Тревога ушла, он спокоен, почти счастлив. Доктор Маркус тщательно моет руки. Беспокойство уступило место приятной расслабленности, настроение улучшилось – он сделает все по-своему. Последние месяцы доктор Маркус только и слышал кругом «Скарпетта то», «Скарпетта это», а он не мог ничего сказать, потому что не знал ее. Когда директор департамента здравоохранения сказал, что заменить ее будет трудно, даже невозможно, что всегда найдутся люди, которые воспримут его без должного уважения по той лишь причине, что он – не она, доктор Маркус не сказал ни слова, потому что сказать ему было нечего. Он не знал ее.

Когда вскоре после назначения новый губернатор любезно пригласила его на утренний кофе у себя в офисе и назначила время на половину девятого в понедельник, доктор Маркус вынужден был ответить отказом, потому что утром в понедельник в Уэстем-Грин приезжали мусорщики. Разумеется, он не мог объяснить причину, но о том, чтобы принять приглашение, не могло быть и речи, он до сих пор помнит, как сидел в гостиной, слушал громыхание мусоровоза, голоса людей в темной одежде и лязг контейнеров и думал, какой будет жизнь в Виргинии после отказа выпить кофе с губернатором-женщиной, которая скорее всего уже никогда не станет уважать его, потому что он не женщина и не Скарпетта.