Андрей Ветер - Белый Дух

Совершенно нереальный синий свет. В глубине он почти чёрный, но удивительно мягкий. Как бархат. Подошёл ко мне человек, он словно соткался из синевы и подсветился изнутри жёлтой лампочкой. Кожа его сделалась восковой, гладкой, чуть-чуть маслянистой. Приблизился, и я его узнал. Мой школьный приятель. Постоял он рядом со мной, а я всё старался разглядеть его получше, но не мог – лицо у него будто засвечено было от лампочки внутри, черты не отчётливо видны.

И вдруг он проговорил:

– У нас принято предупреждать друзей, сообщать примерно за неделю до срока… Вот я и пришёл сказать тебе, чтобы ты готовился. Уволься с работы и прочее…

А я стою и не понимаю, о чём он…

– К чему готовиться-то? – спрашиваю. – О чём предупреждаешь ты меня?

– Об истечении срока…

Тут я понял и ощутил страх. Но страх особенный. Не страх смерти. Не страх боли. А страх от страха, страх без страха. Это не объяснить, потому что чувства такого нет. И я у него спрашиваю:

– А это не больно?

– Нет, – отвечает, – это как день рождения.

И вот что странно: он говорил, а я слышал намного больше, чем он говорил, и даже видел при этом что-то. Видел какие-то пейзажи, лица, сцены. И всё было знакомо, но неузнаваемо…

Тут-то я и сообразил, что испытанное чувство не было страхом, хотя я и принял его за страх. Это не мог быть страх, ибо это было вовсе не чувство. Просто я ощутил прикосновение ненастоящести. Всё это было – неправда. Ведь его, приятеля моего, не могло быть рядом со мной. Он ведь умер сразу после школы, много лет тому назад….

Вот тут я и проснулся.

Долго сидел в кровати, а по стене возле моего лица ползали лунные полосочки и всякие размытые жёлтые и голубенькие пятна.

Как день рождения – так сказал он. Но я не поверил.

Комната была пуста, но я ясно видел чьё-то присутствие рядом. Не фигуру, не очертания видел, а присутствие. И от этого тело моё стало дрожать, объятое ужасом. Рядом всегда кто-то есть, неотступно следит за каждым моим шагом.

Правда о самом себе угнетает. А ведь она скрыта от всех. Она видна лишь мне, но она так тяжела, так неподъёмна. Что же будет, когда о ней вдруг узнают все вокруг? Сегодня я видел все мои прошлые жизни. Они прошли перед моими глазами одна за другой. И я ужаснулся.

Никогда не признаюсь никому в том, что я видел. Даже бумаге не доверю. И себе тоже. Поэтому к завтрашнему дню мне следует всё позабыть.

Расстраиваюсь, что приходится ходить под зонтом, как и все, что я во время прогулок во дворе скрываюсь от дождя. Так омерзительно, что люди боятся дождя, бегут от него. Может, это обыкновенная аккуратность, опрятность, что ли? Но мне думается, что такая боязнь замараться потом переходит в брезгливость и в каждой капельке начинает мерещиться чуть ли не нагромождение дерьма и коварных болезней. Побоишься потом поздороваться с тем, у кого руки не мыты, побрезгуешь пса бездомного приласкать. И вырастет чистюля, чистоплюй. Укоренится в человеке чистоплюйство, ожесточится, огнём начнёт нечестивцев карать, проповедовать «правду» начнёт. А что есть страшнее правды, навязываемой запретами?..

Дождь…

Раньше ведь я всегда бродил под падающей водой. Вода с небес – разве можно её бояться? Это же соприкосновение с облаками…

Однако я так часто теряю мысль. Она уплывает, как дым сигарет. Её надо привязывать к губам, чтобы она подхватывалась дуновением сорвавшихся с губ слов.

Реальности нет. Это однозначно. Всё, что со мной происходит, не существует. Где моя любовь? Где моё море? Где мои слова? Ничего нет, всё в прошлом.

Наша жизнь – это прошлое. Прошлое и мечты о будущем. А всё, что сейчас происходит, это какой-то сон, всё не со мной.

Я далеко от жизни. Я далеко от этих мест. Но где я?

Иногда со стороны взгляну на самого себя и удивляюсь надуманности собственных исканий. Чего я хочу? Чего я добиваюсь? Неужели я считаю, что смогу отыскать, где рождается мысль? Я же увяз в кишках первичности, я весь в мясе и костях, я весь земной…

Но это я сейчас говорю так, когда бред отступил. Неужели я становлюсь нормальным? Неужели Белые Халаты добились своего? Если так, тогда надо поскорее взобраться на самую высокую крышу и устроить прыжки в глубину. Пусть лучше голова моя разлетится кусочками, пусть её нельзя будет склеить, пусть меня лучше вовсе не станет, чем я буду нормальным… Где жизнь моя, если я на вчерашнего себя смотрю с удивлением и чуть ли не презрением? Никаких волн, никаких змеящихся слов, одни только механические шаги на работу и домой… Надо скорее в книги, скорее в музыку! Может, ещё не поздно? Может, ещё смогу назад?

Проклятые целители. Неужели им удалось? Но мне так тошно быть нормальным. Хочу улететь!

Страшно за людей. Что делают? Кроме пепла в небе, ничего нет. Даже неба нет, один пепел, сплошной пепел. Кроме лысых мыслей, ничего в глазах. Да и не глаза это вовсе, а витрины магазинные. А гении свалены в грязь, их топчут сапогами и изящными туфельками. И вот уж гениев нет, грязь только осталась.

Где же крылья мои? В червя превратился. Мысли поносной жижей стали. Я не вижу мыслей своих. Всё пропало. Дерьмо плывёт. Дерьмо всплывает на поверхность. Господи, сколько же его во мне! Неужто и раньше оно было?

На обшарпанной стене над головой дрожат мёртвые тени.

Никак не могу поймать ощущение. Что-то очень душное. Очень тесное. Ночное, но красно-коричневое. Не сине-звёздное, а именно красно-коричневое, но почему-то ночное. Пятнистое, расплывчатое. И я как бы ползу, тело волоку с усилием. Белые капли пота на лице светятся молоком. Ползу, но не продвигаюсь ни на миллиметр. И духота. Нос забит до самого мозга. А чьи-то руки затыкают рот.

Вижу, как рассыпается время. Его заполняет звенящая пустота. Этого нельзя допускать, потому что это нарушает структуру…

Прогуливаясь по парку ранним утром, увидел под кустами бледную тень.

Разгребая руками густой туман, я подплыл ближе и разглядел человеческое тело. Абсолютно голое и бесцветное. Посреди груди влажно выделялась полоска. Я наклонился и понял, что грудь разрезана бритвой, острой бритвой, очень острой, потому рана почти не заметна. Пальцами я притронулся к телу и раздвинул холодное мясо. Рана оказалась глубокой, но без крови, гладкой, как зеленоватое стекло.

Я оставил тело лежать на месте и ушёл домой, унося в душе странное и таинственное ощущение, что лицо человека было мне знакомо. А уже в квартире, проходя мимо зеркала, я увидел отражение моё и понял, что в парке под кустом лежал я или другой человек, но с моим (определённо моим!) лицом.

Я прошмыгнул в мой кабинет и обнаружил за моим столом неизвестную мне женщину в длинном белом платье времён короля Артура.

– Кто вы? – удивился я и невольно обратился к ней с заглавной буквы, понимая, что отношения наши – официальные.