Дин Кунц - Странный Томас

— Я говорю не о них. Меня тревожит ваше кровяное давление.

Оззи пренебрежительно отмахнулся одной из своих огромных рук.

— Если б ты весил, сколько я, если б в твоей крови плавали молекулы холестерина размером с миниатюрные маршмэллоу, [33] Маршмэллоу — шарики, кубики или другие фигурки суфле из кукурузного сиропа, сахара, желатина, пищевого крахмала, декстрозы и других компонентов. ты бы понимал, что время от времени необходимы приступы праведной ярости, чтобы избежать полной закупорки артерий. Праведная ярость и хорошее красное вино, лучшего лекарства не найти. Заходи, заходи. Я открою бутылку, и мы выпьем за уничтожение всех критиков, «этого мерзкого племени голодных аллигаторов».

— Шекспир? — спросил я.

— Ради всего святого, Одд, Бард — не единственный писатель, который прикладывал перо к бумаге.

— Но если я буду постоянно поминать его, — я прошел в дом, следуя за Оззи, — то рано или поздно попаду в десятку.

— С помощью этих жалких трюков тебе и удалось окончить среднюю школу?

— Да, сэр.

Оззи предложил мне устраиваться поудобнее в гостиной, а сам пошел за бутылкой «Роберт Мондави каберне совиньон». Вот я и остался наедине с Ужасным Честером.

Кот не толстый, но большой и бесстрашный. Я однажды видел, как агрессивная немецкая овчарка не решилась напасть на него, поскольку он и не думал обращаться в бегство.

Подозреваю, даже питбуль, готовый разорвать всех и вся, не стал бы набрасываться на Ужасного Честера, а отправился бы на поиски более легкой добычи. Как поступают крокодилы.

Шерсть у Ужасного Честера цвета созревшей тыквы, с черными отметинами. Глядя на оранжево-черный окрас его морды, возникает мысль, что он — хороший знакомец гремевшей в стародавние времена рок-группы «Кисс».

Лежа на подоконнике, глядя на лужайку перед домом, он с минуту делал вид, будто и не подозревает, что кто-то составляет ему компанию.

Меня такое положение более чем устраивало. Туфли, которые были на мне, он еще не пометил своей мочой, и я надеялся, что они с ней так и не познакомятся.

Наконец-то повернув голову, он удостоил меня пропитанным презрением взглядом. Презрения этого было так много, что я буквально слышал, как оно потоком выплескивается на пол. А потом Ужасный Честер вновь отвернулся к окну.

Взорвавшаяся корова, похоже, зачаровала его и настроила на философский лад. Возможно, он использовал уже восемь своих жизней и почувствовал холодок смертности.

Мебель в гостиной Оззи крепкая, массивная, удобная. Темно-синий персидский ковер на полу, гондурасские маски из красного дерева по стенам, бесчисленные полки с книгами создают атмосферу уюта.

Несмотря на опасность, которой подвергались мои туфли, я быстро расслабился. Ушла напряженность, не покидавшая меня с того самого момента, когда ранним утром я увидел Пенни Каллисто, дожидающуюся меня у лестницы.

Но не прошло и полминуты, как Ужасный Честер вновь заставил меня напрячься угрожающим, злобным шипением. Все коты умеют шипеть, но насыщенностью шипения и слышащейся в нем угрозой Честер может посоперничать с гремучими змеями и кобрами.

Что-то за окном очень ему не понравилось, раз уж он поднялся на все четыре лапы, выгнул спину, а шерсть у него встала дыбом.

И хотя я не был причиной его возбуждения, я сдвинулся на край кресла, чтобы при необходимости удрать из гостиной.

Честер зашипел снова, потом царапнул когтями стекло. От противного скрежета во мне все задрожало.

Внезапно я подумал, что вернулись подрывники, чтобы сбросить на землю упрямый коровий зад.

Когда Честер вновь царапнул стекло, я поднялся. Осторожно приблизился к окну. Не из страха, что стекло прошибет бутылка с «коктейлем Молотова». Просто не хотел, чтобы разъяренный кот неправильно истолковал мои мотивы.

На улице, у забора из штакетника, огораживающего дом, стоял Человек-гриб, Боб Робертсон.

Первым у меня возникло желание отпрянуть от окна. Но если Человек-гриб следил за мной, значит, каким-то образом узнал, что раньше я побывал в его доме в Кампс Энде. И желание укрыться от его глаз истолковал бы как доказательство моей вины.

Я остался у окна, довольный тем, что Ужасный Честер находится между мной и Робертсоном. Порадовало меня и другое: кот сразу же, даже на большом расстоянии, невзлюбил этого человека, подтвердив, что мое недоверие к нему небеспочвенно.

До этого момента я и представить себе не мог, что мы с Ужасным Честером можем хоть в чем-то прийти к единому мнению, за исключением нашей любви к Маленькому Оззи.

Впервые я видел, что на лице Робертсона нет улыбки, мечтательной или какой-то еще. Освещенный лучами заходящего солнца, уже не слепяще-белыми, а медово-золотыми, на фоне темных терминалий, он выглядел таким же мрачным, как Тимоти Маквей на огромной фотографии, висевшей на стене его кабинета.

За спиной послышался голос Оззи: «О Боже, и как это люди берут в рот врага, чтобы он похищал их разум». [34] «Отелло», В. Шекспир, в переводе М. Лозинского («Зачем люди могут принимать в свои души врага, убивающего их рассудок» — в переводе П. Вейнберга. «Самим вливать в свой рот отраву, которая превращает тебя в дурака и скотину» — в переводе Б. Пастернака).

Обернувшись, я увидел его с подносом, на котором стояли два стакана с вином и тарелка с кубиками сыра в окружении крекеров.

Поблагодарив его, я взял один стакан и вновь посмотрел в окно.

Боб Робертсон более не стоял там, где я только что его видел.

Рискуя попасть под горячую лапу Ужасного Честера, я шагнул к окну, посмотрел направо, налево.

— Ну? — нетерпеливо спросил Оззи.

Видимо, Робертсон ушел, и очень быстро, по какому-то срочному делу.

И его поспешное исчезновение, пожалуй, напугало меня даже больше, чем внезапное появление у забора. Если б он хотел следить за мной, я бы пошел навстречу его желаниям, чтобы знать, где он находится. Информация о местоположении врага лишней не бывает.

— О Боже, и как это люди берут в рот врага, чтобы он похищал их разум, — повторил Оззи.

Отвернувшись от окна, я увидел, что поднос он уже поставил и теперь поднял стакан, словно произнося тост.

Стремясь взять себя в руки, я ответил:

— Иногда выпадают такие трудные дни, что мы просто не можем заснуть, не позволив вину украсть наш разум.

— Юноша, я не прошу обсуждать эту цитату, спрашиваю лишь, откуда она.

Однако я пока мог думать только о Робертсоне.

— Сэр?

— Из Шекспира! — В голосе Оззи слышалось легкое раздражение. — Я задал вопрос, чтобы помочь тебе сдать экзамен, а ты все равно провалился. Это фраза Кассио из третьей картины второго действия «Отелло».

— Я… отвлекся.

Указав на окно (Честер успел угомониться и вновь пушистой грудой спокойно лежал на подоконнике), Оззи изрек: