Дин Кунц - Странный Томас

— Ты действительно женишься?

— В субботу, — ответил я, гордясь тем, что Сторми согласилась стать моей женой. — Если бы я мог покинуть город, мы бы поехали в Вегас и поженились до рассвета.

— Некоторым людям везет, — изрекла Дженна Спинелли. — Даже больше, чем чифу Портеру, который может дышать, получив три пули в грудь.

Предположив, что под везеньем она подразумевает мою женитьбу на Сторми, я ответил:

— После того, что произошло между моими отцом и матерью, судьба оказалась у меня в большом долгу.

Дженна вновь ответила загадочным взглядом.

— Позвони мне, если все-таки соберешься давать кулинарные уроки. Готова спорить, ты знаешь, как сбивать белки. [56] У английского глагола to whisk, помимо вышеуказанного наиболее распространенного значения, есть и сленговое: ублажать девушку.

— Сбивать белки? — в недоумении переспросил я. — Да, конечно, но это нужно лишь для яичницы-болтушки. С оладьями и блинами важно не переложить масла, а в остальном у меня все только жареное, жареное и жареное.

Она улыбнулась, покачала головой и ушла, оставив меня в замешательстве, какое я иной раз чувствовал, играя в средней школе в бейсбол, когда, нанося удар по брошенному питчером мячу, в полной уверенности, что отобью к дальней кромке поля, даже не касался его битой.

Я поспешил к автомобилю Розалии, оставленному на стоянке. Вытащил из пластикового пакета пистолет и сунул его под водительское сиденье.

Когда вернулся на четвертый этаж с пакетом в руке, меня уже ждали. Хотя ухаживать за больными и умирающими — работа не самая веселая, все четыре сестры замогильной [57] Замогильной называют смену от полуночи до восьми утра. смены улыбались. Их явно что-то развеселило.

Помимо обычных палат на одного и двоих, четвертый этаж предлагал состоятельным клиентам и апартаменты, которые ничем не уступали гостиничным номерам. С коврами на полу, удобной мебелью, аляповатыми картинами на стенах, ванными комнатами и холодильниками.

Медицинская страховка проживание в них не покрывала, но зато уют обстановки способствовал более быстрому выздоровлению, которому не мешали даже плохо нарисованные парусники, несущиеся по волнам, и котята на полях маргариток.

Мне дали полотенца и позволили воспользоваться ванной такой вот палаты «люкс». Стены в ней были украшены картинами на цирковую тему: клоуны с воздушными шариками, львы с грустными глазами, симпатичная девушка с розовым зонтиком, идущая по струне высоко над ареной. Я сжевал две таблетки, понижающие кислотность желудка.

Побрившись, приняв душ и вымыв голову шампунем, а затем надев чистую одежду, я не смог избавиться от ощущения, что по мне только что проехал асфальтовый каток.

Сел в кресло и принялся изучать содержимое бумажника Робертсона. Кредитные карточки, водительское удостоверение, библиотечная карточка…

Из необычного нашел только черную пластиковую карточку, без единого слова, но с выдавленными точками, которые я ощущал подушечками пальцев и ясно видел, повернув карточку под углом к свету.

Точки поднимались над одной стороной карточки и углублялись с другой. Возможно, на карточку нанесли какую-то зашифрованную информацию, которую могла прочитать только знающая код машина, но я предположил, что это слово, написанное шрифтом для слепых, известным как шрифт Брайля.

Хорошо помня, что Робертсон слепым не был, я, понятное дело, и представить себе не мог, зачем он носил в бумажнике карточку с надписью шрифтом Брайля. Собственно, не мог я себе представить и другое: зачем слепцу могла понадобиться такая карточка?

Я сидел в кресле, медленно водя по точкам сначала подушечкой большого пальца, потом указательного. Понятия не имел, что они означают, но чем дольше гуляли по ним мои пальцы, тем сильнее нарастало волнение.

Я даже закрыл глаза, прикинувшись слепым. В надежде, что шестое чувство подскажет мне предназначение карточки, если не само слово или слова, написанные этими самыми точками.

Время было позднее, луна ушла за окна, темнота стала гуще, как всегда бывает перед приближением зари.

Я не имел права спать. Не решался заснуть. Заснул.

В моих снах гремели выстрелы, медленно движущиеся пули пробивали тоннели в воздухе, койоты скалили пластиковые зубы с нанесенными на них последовательностями точек, которые я никак не мог прочитать своими пальцами. На груди Робертсона сочащаяся ранка раскрылась передо мной, словно черная дыра, и меня, как астронавта, оказавшегося в открытом космосе, гравитацией засосало в ее глубины, в забвение.

Спал я только час, а потом меня разбудила медсестра: чифа Портера перевозили из операционной в отделение интенсивной терапии.

В окно я увидел черные холмы, а над ними — черное небо, полное серебряных точек Брайля. Солнце еще находилось в часе пути от восточного горизонта.

С пластиковым пакетом, в котором лежала грязная одежда, я спустился в холл у отделения интенсивной терапии.

Там ждали Джейк Халквист и сестра чифа. Ничего похожего на карточку из черного пластика они никогда не видели.

Не прошло и минуты, как из ниши лифтов в коридоре появились санитар и медсестра. Они, он — у головы, она — в ногах, везли каталку, на которой лежал чиф. Карла Портер шла рядом, положив руку на предплечье мужа.

Когда они проходили мимо нас, я увидел, что чиф без сознания, из его носа торчали трубочки ингалятора. Загар заметно поблек, губы из розовых стали серыми.

Каталка, санитар тянул, медсестра толкала, исчезла за дверьми отделения интенсивной терапии. Карла последовала за каталкой, успев сказать нам, что ее муж придет в сознание еще не через один час.

Тот, кто убил Робертсона, ранил и чифа. Я не мог этого доказать, но если ты не веришь в совпадения, то два случая стрельбы на поражение, с намерением убить, с разрывом лишь в несколько часов, в таком мирном и маленьком городке, как Пико Мундо, не могли не быть связаны, как сиамские близнецы.

Я даже задался вопросом, а не попытался ли человек, который звонил чифу по его личной ночной линии, имитировать мой голос, не назвался ли моим именем, не попросил ли от моего имени встретиться с ним на крыльце его дома. Он ведь мог надеяться, что чиф не только примет его голос за мой, но и упомянет мое имя жене, прежде чем выйти из спальни.

Если кто-то попытался повесить на меня одно убийство, то почему не добавить к нему и второе?

И хотя я молил Бога, чтобы чиф как можно скорее поправился, меня тревожило, что он скажет, придя в сознание.

Мое алиби на момент нападения на чифа было следующим: я прятал труп в куонсетском ангаре в церкви Шепчущей Кометы. Такое объяснение, вкупе с подтверждающим его трупом, не вдохновило бы ни одного адвоката защиты.