Дин Кунц - Странный Томас

Водительское удостоверение и на этот раз меня не подвело. Язычок замка ушел в дверь, последняя распахнулась, я прошел на кухню.

С минуту постоял у порога, прислушиваясь. Мерный гул компрессора холодильника. Какие-то потрескивания и постукивания, вызванные расширением стен, крыши, потолка от нарастающей температуры окружающего воздуха.

Интуиция подсказывала, что в доме я один.

Я прямиком направился в чистенький кабинет. В настоящий момент он не служил пересадочной станцией для прибывающих бодэчей.

Со стены на меня, как и в прошлый раз, настороженно смотрели Маквей, Мэнсон и Атта.

Сев за стол, я вновь прошерстил содержимое ящиков в поисках имен, фамилий. В мой первый визит записная книжка меня не заинтересовала, на этот раз я пролистал ее очень внимательно.

Обнаружил около сорока фамилий и адресов. Ни первые, ни вторые не показались мне знакомыми.

Не стал еще раз просматривать банковские выписки, но, глядя на них, задался вопросом, на что ушли пятьдесят восемь тысяч долларов, которые он обналичил за два последних месяца. Более четырех я нашел в его карманах и бумажнике.

Если ты — богатый социопат, финансирующий хорошо спланированное массовое убийство, сколько жертв можно купить за пятьдесят четыре тысячи баксов?

Даже невыспавшийся, с головной болью от кофеина и избытка сахара, я мог ответить на этот вопрос, не прилагая особенных усилий: много. Этих денег хватило бы, чтобы устроить представление в трех действиях: пули, взрывчатка, отравляющий газ. Все, кроме атомной бомбы.

Где-то в доме закрылась дверь. Не хлопнула, тихонько закрылась, будто кто-то осторожно затворил ее за собой.

Быстро, но по возможности без шума, я метнулся к открытой двери в кабинет, вышел в коридор.

Никаких незваных гостей. За исключением меня.

В спальне стояла сдвижная дверь. Она не могла произвести тот звук, который я слышал.

Отдавая себе отчет в том, что отчаянным смерть достается в награду так же часто, как и робким, я с осторожностью двинулся в гостиную.

Никого.

И вращающаяся дверь в кухню не могла издать звук, который я слышал. А входная дверь оставалась закрытой.

В переднем левом углу гостиной был стенной шкаф. В нем я нашел два пиджака, две запечатанные коробки и зонт.

Прошел на кухню. Никого.

Может, я услышал, как незваный гость покидал дом? То есть кто-то находился в доме, когда я пришел, и ретировался, убедившись, что мне не до него.

Пот выступил на лбу. Одна капелька упала с волос на шею и по позвоночнику скатилась до самого копчика.

И утренняя жара не могла быть единственной причиной обильного потоотделения.

Я вернулся в кабинет, включил компьютер. Просмотрел программы Робертсона, директории, нашел библиотеку порно, которую он скачал из Интернета. Файлы садистского порно. Детского. Материалы о серийных убийцах, ритуальных увечьях, церемониях сатанистов.

Ничего из найденного не могло привести меня к его сообщнику, во всяком случае, достаточно быстро, чтобы предотвратить надвигающийся кризис. Я выключил компьютер.

Будь у меня «Пьюрелл», очищающий гель, которым воспользовалась медсестра в больнице, я бы вылил на руки половину бутылки.

Во время моего первого визита в дом Робертсона я провел лишь частичный обыск, закончившийся после того, как я понял, что найденного более чем достаточно и пора привлекать к Робертсону внимание чифа. И хотя я чувствовал, что времени у меня в обрез, на этот раз я осмотрел дом более досконально, благодаря Бога за то, что он невелик размерами.

В спальне, в одном из ящиков комода, нашел несколько ножей разных размеров и необычной формы. Большинство с латинскими фразами, выгравированными на лезвиях.

Латыни я не знаю, но почувствовал, что содержание этих фраз будет таким же опасным, как и острые, словно бритва, лезвия ножей.

Лезвие одного ножа, от ручки до самого острия, покрывали различные изображения. Смысл этих пиктограмм я понять не мог, так же, как и латынь, но некоторые стилизованные изображения узнал: языки пламени, соколы, волки, змеи, скорпионы…

Выдвинув второй ящик, я нашел тяжелый серебряный потир. С выгравированными порнографическими картинками. Полированный. Холодный на ощупь.

Этот дьявольский потир являл собой мерзкую пародию на чашу для причастия, в которую на католической мессе наливалось священное вино. С резными ручками в виде перевернутых распятий, с Христом, висящим головой вниз. Поверху шли какие-то латинские изречения, а на боковой поверхности обнаженные мужчины и женщины совокуплялись в разных позах.

В том же ящике оказалась покрытая черным лаком дароносица, также разрисованная откровенной порнографией. На крышке и боковых сторонах небольшой коробочки мужчины и женщины совокуплялись не только друг с другом, но и с шакалами, гиенами, козами и змеями.

В обычной церкви в дароносице лежит святое причастие, облатки незаквашенного хлеба, просфора.

В этой коробке лежали угольно-черные крекеры с красными вкрапинами.

Незаквашенный хлеб источает тонкий, приятный запах. Крекеры пахли так же слабо, но отвратительно. Какой-то травой, сожженными спичками, блевотиной.

В комоде лежали и другие сатанинские атрибуты, но я уже увидел все, что хотел.

Мне трудно даже представить себе, как взрослые люди могут серьезно воспринимать все эти голливудские заморочки с сатанинскими ритуалами. С четырнадцатилетними подростками все понятно: выбрасываемые в кровь гормоны лишают их здравомыслия, если не полностью, то уж точно наполовину. Но не взрослых. Даже социопаты, такие, как Боб Робертсон и его не известный мне дружок, зачарованные насилием, свихнувшиеся на этом, должны понимать абсурдность таких вот хэллоуинских игр.

Вернув на место все мои находки, я задвинул ящики комода.

Вздрогнул от негромкого стука. Кто-то барабанил костяшками пальцев по стеклу.

Я посмотрел на окно спальни, ожидая увидеть за стеклом лицо, возможно, соседа. Но увидел только яркий свет солнца, тени деревьев, выжженный задний двор.

Стук повторился, такой же негромкий. Но не три или четыре удара. На этот раз стучали секунд пятнадцать или двадцать.

В гостиной я подошел к окну у входной двери. Осторожно раздвинул грязные портьеры. Снаружи никто не стоял.

У тротуара дожидался только «шеви» миссис Санчес. Дворовый пес, которого я видел днем раньше, уныло плелся по улице, низко опустив и голову, и хвост.

Вспомнив ворон, которые приземлились на конек крыши во время моего первого визита, я отвернулся от окна, поднял голову к потолку, прислушался.

Минуту спустя стук не повторялся, прошел на кухню. Кое-где под ногой потрескивал старый линолеум.

Я хотел найти имя сообщника Робертсона, но не представлял себе, в каком месте на кухне могла храниться подобная информация. Тем не менее осмотрел ящики и полки буфетов. В основном пустые. Нашел лишь несколько тарелок, с десяток стаканов, пару-тройку вилок, ложек, ножей.