Джош Бейзел - Бей в точку

Разумеется, я могу удариться в бега вместо перевода на новое место. Участие в программе ВИТСЕК — вещь сугубо добровольная. Я вам больше скажу, если им не понравится ваше поведение, они вас сами выкинут, а то и «сдадут» вас, как бы случайно, между делом. Но чтобы сохранить прежнее имя, а стало быть, и врачебную лицензию, мне придется укрыться в какой-то совсем уж немыслимой дыре, до которой не дойдет посылочка с адским механизмом — «привет от мафии». Но, как ни странно, именно в таких захолустных дырах предъявляют довольно строгие требования при приеме на работу. Как правило, их интересует вся твоя подноготная.

Получается, что, уходя из этой больницы, я почти наверняка ухожу из медицины.

От этих мыслей голова идет кругом. Я бегу в палату Эссмана.

С дежурного поста меня окликает старшая медсестра, уроженка Ямайки:

— Докта-ар.

— Да, мэм, — отзываюсь я.

Ирландская ведьма спит за компьютером, роняя слюни на клавиатуру.

— Женщина хотеть с вами говорить много раз. Оставлять свой телефон.

— И давно она дозванивается?

— Много часов.

Скорее всего, не розыгрыш.

— Дай-ка мне ее номер.

Она пододвигает мне листок из рецептурного блокнота, на котором нацарапан телефон.

— Спасибо, — говорю. — Смотри, чтобы твою подругу не убило током.

Она с ухмылкой поднимает вверх отсоединенный кабель и со значением произносит:

— У нас больница.

Я набираю номер.

— Алло? — раздается в трубке женский голос.

До моего слуха долетают уличные звуки.

— Это доктор Питер Браун.

— Пол Вилланова — ваш пациент?

— Да, мэм.

— Его укусил летающий грызун.

— Простите?

Но женщина уже повесила трубку на рычаг.

Я вхожу в палату Эссмана.

— Как дела? — спрашиваю.

— Пошел ты, — следует ответ.

Я трогаю его лоб. Все еще горячий. Я испытываю некоторую вину, оттого что мое предплечье почти не болит и вернулась чувствительность в пальцах.

— Тебя когда-нибудь кусала летучая мышь? — спрашиваю его. Строго говоря, летучая мышь относится к виду хироптера, а не к летающим грызунам, но иногда в интересах дела бывает полезно поставить себя на место пациента.

Тем более что белки не кусаются.

— Нет, — отвечает Эссман.

Я жду продолжения, но оно не последовало. Глаза его закрыты, лоб в испарине.

— Ни разу?

Ну вот, по крайней мере открыл глаза.

— Ты часом не слабоумный? — спрашивает он.

— Ты уверен, что ни разу?

— В противном случае я бы, наверно, запомнил.

— Да? Ты последних четырех президентов и тех не помнишь.

Он тут же отбарабанил все фамилии.

— Или какой сегодня день.

— Вторник.

Что ж, мозги у него работают. А вот у меня в башке туман.

— Ты ведь, кажется, женат, — говорю.

— Уже нет. Кольцо — это так... чтобы супермодели об меня в метро не терлись.

— А где сейчас твоя жена?

— Я почем знаю...

— Случайно не в больнице?

— Разве что в качестве пациентки.

— Все умничаешь, — говорю.

Он снова закрывает глаза и улыбается через боль.

— Наверно, где-то здесь.

Я задергиваю занавеску и переключаюсь на Мосби. Он исхитрился выпростать спеленатые кисти рук, но щиколотки пока под контролем, и на том спасибо. Старик спит. Я проверяю его пульс и выхожу из палаты.

Написав в эссмановской истории болезни «По словам жены, укус летучей мыши. В/И», [85] В/И означает «вероятность исключаю». Иными словами, «решайте сами». я вместо подписи оставляю какую-то загогулину. Меня охватило странное ощущение — я чист. Часы «доктора Питера Брауна» сочтены. Ему уже не грозит суд, и результатов лабораторных анализов он никогда не узнает. Остается выполнить последние предписания. Если на то будет моя воля.

Я обхожу больных, которым прописан курс химиотерапии, и проверяю работу капельниц. Потом трачу еще полминуты на молоденькую пациентку, закрепляя повязку у нее на голове — точнее, на том, что от головы осталось.

На соседней койке мертвенно-бледная девушка с остеосаркомой тупо глядит в потолок. Прозрачный мешочек у нее на колене заполнен сгустками крови.

Здоровое колено торчит из-под одеяла. Халатик задрался, выставив на всеобщее обозрение влагалище, откуда все еще свисает голубая ниточка тампона. Я прикрываю эту красоту.

— Плевать я хотела, — подает голос девушка. — Меня уже никто никогда не захочет.

— Глупости, — говорю. — Увидите, от мужиков не будет отбоя.

— Ага. От лузеров, которые готовы трахнуть одноногую, чтобы наверстать упущенное.

Ну и поворотец!

— Язычок у вас тот еще, — говорю.

— Ах, извините. — В ее голосе звучит сарказм. — Какой дурак пригласит меня на танцы?

— Еще как пригласят. Попрыгаете на славу.

— Засранец!

Я вытираю слезы с ее щек.

— Мне надо идти.

— Поцелуй меня, чучело, — говорит она.

Я выполняю ее просьбу. За моей спиной кто-то откашливается. Это два санитара, которые должны увезти ее на операцию.

— Блин. Мне страшно, — вырывается у нее, пока они переносят ее на каталку. Она вцепилась в мою руку, ладонь мокрая.

— Все будет о'кей, — успокаиваю я ее.

— Еще не ту ногу отрежут.

— Очень может быть. Зато в следующий раз им будет труднее ошибиться.

— Пошел ты.

Ее увозят, а мне на пейджер приходит вызов из НП, то бишь из Отделения неотложной помощи, или, попросту, «неотложки».

Нет проблем, проносится у меня в голове. Мне как раз по дороге. К выходу.

Возле неотложки я замечаю отморозка, который пытался меня грабануть сегодня утром. Его до сих пор маринуют в приемной — таким образом стараются отвадить всех, кто не имеет страховки. Лицо у него вымазано в крови, здоровой рукой он поддерживает сломанную руку. Увидев меня, он соскакивает с носилок, готовый обратиться в бегство. Подмигнув ему, я быстрым шагом следую дальше.

Если бы не особые обстоятельства, я бы с удовольствием здесь подзадержался. Работающие в НП люди спокойны, как удав, и неподвижны, как цветы в горшке. Иначе они бы, наверно, съехали с катушек. Казалось бы, что мешает завотделением отзвонить коллеге, приславшему ему сообщение на пейджер? А просто такого желания у него нет. [86] Может, потому, что он слишком занят, экспериментируя на больных?

Женщина-врач промывает парню ножевую рану в области поясницы. Парень голосит, извивается, но его крепко держат два санитара.

— Зачем вызывала? — спрашиваю.

— НП — это отстой, — роняет она невозмутимо.

— Извини, я спешу. Чем могу помочь?

— Ко мне поступил байкер с ущемлением мошонки. Дорожная авария.

— Так.

— Он немой.

— Немой?

— Ну да.

— А со слухом у него как?

— Со слухом все в порядке.

Тогда я сильно сомневаюсь, что он немой. Я бросаю взгляд на часы. Минут десять до появления крутых ребят, пришедших по мою душу, пожалуй, еще есть.