Р. Скотт Бэккер - Нейропат

— Прекратите компостировать мне мозги, агент Логан, — ответил Томас, стараясь не глядеть на нес — Я уже взрослый мальчик.

— Кое-что меня здорово озадачило.

У Томаса все внутри сжалось.

— Например?

«Почему вы соврали?»

— Почему после разговора с нами утром вы тут же ринулись домой?

— Хотел позвонить Нейлу. Нет, не так. Я должен был позвонить ему. Поговорить начистоту. Мне казалось, дома у меня записан его номер.

— И позвонили?

Томас пожал плечами.

— Так и не нашел номера.

— Близкие друзья — нечего сказать.

— Три месяца назад он переехал, — объяснил Томас — Когда он позвонил, чтобы дать мне свой новый номер, я записал его на каком-то клочке бумаги... Ну, что тут скажешь? Наверное, я плохой друг.

Насчет переезда он отчасти сказал правду. По крайней мере, так говорил сам Нейл. Кто знает, что там случилось на самом деле...

— А почему сразу же после этого вы бросились к вашей бывшей супруге?

— Потому что, когда я попробовал позвонить ей, чтобы узнать номер, она бросила трубку.

Он понял, что сказал глупость. Не было никакой гарантии, что их телефоны не прослушиваются. С той самой засухи, когда группа доморощенных исламских экстремистов колесила по юго-западу, устраивая лесные пожары, американцы в порыве энтузиазма поступились частью своих конституционных прав. Тогда Томас полностью одобрял это, каждый вечер наблюдая по телевизору адские ландшафты, не говоря уже о спутниковых фотографиях, на которых казалось, что полыхает вся Америка. Облака дыма достигли верхних слоев атмосферы, обратив несколько дней в залитые кровавым светом ночи, — и так до самого Нью-Йорка. Он был слишком молод, чтобы в полной мере оценить события 11 сентября, но горящие холмы... Это до сих пор отзывалось у него где-то в глубине души.

— Бросила трубку, да?

Томас пристально уставился на ее красивый профиль, понимая, что она снова стала агентом Логан. Люди напоминали поляризованное стекло, они были прозрачные и мутные попеременно. Сообщники — и соперники минуту спустя.

— Нора решила, что я все выдумываю. К примеру, ваш визит. Видео. Обвинила меня в том, что я затеял какую-то новую садистскую игру.

Сэм нахмурилась.

— Почему же она так решила? Ведь Нейл — ваш лучший друг. С чего бы ей думать, что вы все это подстроили?

— Вы дословно повторяете то, что я у нее спросил. Меня это просто ошеломило. Вот почему я к ней и поехал.

Как это могло оказаться так просто? Как мог Томас, глядя в глаза Сэм, нести какую-то ахинею? Молча дивясь себе, он понял, что у него это здорово получается. Остановившийся взгляд, так, словно он просто считывает зафиксированный памятью текст. Наклон головы, словно говорящий: «Я понимаю, это звучит странно, но что я могу поделать?» Всю жизнь Томас корил себя за то, что теряется, когда его припирают к стенке.

Теряется, но говорит правду.

Сэм посмотрела на него, извиняясь. В глазах ее читалось: «Просто такая уж работа. Дело...»

— Когда я приехал, — продолжал Томас, — она была скорее испугана, чем в ярости. Решила, что я выдумал все это, потому что узнал, что они были... были... Когда она разоткровенничалась, это было не в бровь, а в глаз.

Он знал, что его слова звучат убедительно. Но, несмотря на это, у него защемило в груди, мысли беспорядочно роились в голове. Рано или поздно они допросят Нору. В конце концов, она имела касательство к делу.

«Я же сам себя гублю...»

— Простите, профессор, — сказала Сэм и пронзительно посмотрела на него, будто испугавшись, что потеряла что-то. — То есть Том.

Томас кивнул, словно затем, чтобы подбодрить ее. Когда в нем успела так развиться способность ко лжи? «Все накалывают друг друга».

Остаток пути до Манхэттена Сэм посвящала Томаса в подробности похищения Гайджа и Повски.

Гайдж, воротила в области розничных продаж, попросту не вернулся после утренней пробежки в Центральном парке. Свидетели показали, что видели, как он болтает с кем-то, сидящим в серебристом «БМВ», не более. Томас спросил, как мог миллиардер вроде Гайджа делать что-либо без всякой охраны, на что Сэм ответила: «Такой уж он был парень».

— Какой?

— Да как вам сказать — парень, который мочится, отойдя на два шага от писсуара.

— Такой у него большой?.. — рассмеялся Томас.

— Нет. Как раз наоборот. Это у него маленькое.

— Тогда я, кажется, не понимаю.

В лучах солнечного света улыбка Сэм казалась ослепительной.

— Иметь маленький член это одно. А вот не придавать этому никакого значения — нечто совсем другое. Раструбите повсюду о ваших слабостях, и люди решат, что вы сильный.

— Или, — добавил Томас, — что у вас мания пенисного величия.

Сэм хихикнула.

— Знаю, все мужики такие.

Синтия Повски, хорошо известная в определенных кругах как Сладенькая, исчезла на автостоянке своего роскошного многоквартирного кондоминиума после того, как навещала «друзей». Свидетелей нет. Камеры слежения стоянки были предположительно вырублены какими-то вандалами накануне ночью. Следователи знали — или, по крайней мере, думали, — что она поехала на стоянку, потому что ее «порше» был припаркован как обычно — занимая сразу два места. Они знали, что она никогда не занималась своим ремеслом на дому из-за дружка, которого власти Эскондидо считали главным подозреваемым, пока в Квантико не прислали видео.

Хотя Томас слушал внимательно и даже задал несколько уточняющих вопросов, беспокойство и укоры совести так и бурлили у него в голове. После многих лет преподавательской работы он обнаружил, что может слушать и даже отвечать на вопросы студентов, будучи сосредоточен на чем-то совершенно другом. Вплоть до самого развода он никогда не понимал, что эта рассеянность, или, вернее, сосредоточенность на ином, может стать настолько конструктивной. Сколько шпилек в адрес Норы он отпускал, объясняя на занятиях то или иное основополагающее психологическое понятие!

Спецагент Саманта Логан говорила, а он слушал, не переставая обмозговывать происходящее.

Для чего лгать?

Чтобы выгородить Нейла?

Но зачем? У парня не только поехала крыша, но он еще и трахался с Норой... Трахнул его. Теперь-то зачем его выгораживать?

Когда-то в Принстоне они с Нейлом шутки ради взяли напрокат «Экзорциста», рассчитывая хорошенько повеселиться. Но фильм до смерти напугал обоих, хотя ни один из них не верил в Бога, демонов и даже в священников, способных вытворять такое. Выкурив несколько косяков и рассмотрев все противоречия, они совместными усилиями выработали понятие, которое назвали «эффектом экзорцизма»: разрыв между знанием и приведением в норму. Оба знали, что одержимость бесом это чушь, но с тех пор состояние ужаса вошло у них в привычку, стало нормой.