Доминик Менар - Небо лошадей

Свернув на нашу улицу, я сразу же увидела Адема, сидящего под платаном возле дома. Увидев меня, он встал и направился в мою сторону. Он шел и внимательно рассматривал меня, потом, отвернув рукав рубашки, показал на часы. Еще не поравнявшись со мной, он крикнул:

— Я жду тебя уже несколько часов. Где ты была?

Я тоже смотрела на него с удивлением. Адем надел серый костюм, который почти никогда не носил, — с годами он прибавил в весе, и костюм стал ему немного тесен, — а также белую рубашку и красный галстук. На ногах у него я увидела начищенные выходные туфли. Неожиданно я почувствовала себя грязной — на моем лице был слой пыли, смешанной с румянами, струйки пота прочертили бледные полоски на коже. Когда мать схватила меня за руку, одна из пуговиц на моей блузке оторвалась, и мне пришлось криво застегнуть ее, чтобы она не слишком открывала грудь.

— Сегодня праздник в школе, разве ты забыла? — добавил Адем. — Иди переоденься. Поторопись, я жду тебя.

Я взбежала по лестнице так быстро, как могла. После пройденного пути ноги болели, я была вымотана и хотела спать, но, главное, не могла поверить, что забыла про школьный праздник. Узел я отнесла в свою комнату и, не сумев засунуть его в шкаф, спрятала наконец под кровать. В зеркале ванной комнаты я увидела свои угольно-черные глаза. Тушь потекла и пятнами расплылась у меня под глазами. Помада высохла и потрескалась, стала из фиолетовой почти черной, будто я съела что-то, забыв вытереть рот. Подумав об этом, я вспомнила, что ничего не ела сегодня, но чувства голода не ощущала. Я вымыла лицо, расчесала волосы и завязала их хвостом. Разделась, потом натянула костюм, который Адем купил мне, когда я начала искать работу. Тогда он еще надеялся, что я смогу найти какое-нибудь место в офисе, но я так ничего и не нашла, а потом начала работать у Кармина. Костюм был темно-синего цвета и слишком теплым для такой погоды, но я все-таки надела его, потому что Адем надел свой и мне не хотелось, чтобы ему или Мелиху было за меня стыдно. Я захлопнула дверь и сбежала по лестнице. Адем ходил взад и вперед возле дома и едва улыбнулся, увидев меня.

Мы пересекли соседний двор, пройдя через детскую площадку с песочницей, горкой и качелями, обсаженную кустами, листья которых никогда не опадают, а только неумолимо блекнут осенью, — такие кусты всегда сажают возле серых и уродливых домов. Именно здесь я снова увидела тебя.

Одно из окон первого этажа было открыто, а ты неподвижно стоял в нескольких шагах от него, спрятавшись за одним из этих кустов и прислушиваясь. На тебе был старый зелено-коричневый жаккардовый свитер — такие свитера мы носили когда-то — и твоя вечная полотняная шапочка. Я увидела, как ты оперся о подоконник и мягко спрыгнул внутрь помещения.

Адем даже не взглянул в твою сторону. Пока мы шли на другой конец города, я все время оглядывалась, надеясь увидеть, как ты выходишь, каждое мгновение боясь услышать крики и полицейскую сирену, увидеть, как тебя преследуют, ловят. Перед тем как перейти улицу возле школы, я вдруг выдернула из уха сережку и прибавила шагу, чтобы догнать Адема. Пряча сережку в ладони, я поспешно сказала ему:

— Сережку потеряла, когда выходила, она была на мне, наверное, соскочила по пути…

И, так как он раздраженно посмотрел на меня, я добавила умоляющим тоном:

— Иди, обещаю догнать тебя возле школы.

После этого я развернулась и побежала к детской площадке. Возле песочницы задержалась, приковав взгляд к окну, за которым ты скрылся; неожиданно ты появился на подоконнике, так же тихо, как и в первый раз, спрыгнул на утоптанную землю и выпрямился. Ты держал что-то в руке, но я стояла слишком далеко и не поняла, что это было. В квартире ничто не шелохнулось, из бесчисленных окон, выходящих во двор, никто не видел тебя, никто, кроме меня.

Ты бы убежал, но вдруг увидел меня, запыхавшуюся, стоящую посреди детской площадки в моем синем костюме. Увидел и, конечно, подумал, что я выдам тебя, закричу или кину камнем в окно, что привлечет внимание всех жителей квартала, поэтому ты поднял руку, показал мне, что держишь, хотя мне так и не удалось разглядеть, что именно, и потом забросил эту вещь обратно в квартиру. Потом ты повернул ладони кверху и, не сводя с меня глаз, начал пятиться. Так ты дошел до угла дома, затем повернулся и бросился бежать.

В квартире — никакого движения. Я обвела взглядом фасады домов и, никого не увидев, подбежала к окну.

Я и не предполагала, что смогу так легко подтянуться до подоконника, но мне все-таки удалось сделать это; подобрав юбку и оцарапав колени, я соскользнула внутрь. И подняла то, что блестело на полу, — это был золотой браслет, — затем снова перелезла через окно и бросилась бежать по направлению к дороге.

Перед тем как войти в школу, я присела, чтобы восстановить дыхание. Сунула браслет в сумку, стерла с колена кровь и сняла туфли, чтобы вытряхнуть попавший внутрь песок. Потом, глубоко дыша, досчитала до двадцати, чтобы успокоиться.

Адем не дождался меня, и я пошла на звук музыки, доносящейся из столовой, столы и стулья там были раздвинуты, чтобы обеспечить детям простор. Он был в глубине зала, свободных мест больше не было, и я проскользнула к нему. Дети по очереди выходили на маленькую сцену, читали стихи, стихотворение Мелиха я запомнила, каждый вечер в течение двух недель помогала ему учить его и тем не менее узнала лишь по последним словам. Я вздрогнула и стала рассматривать ребенка, который несколько минут назад вышел на сцену. Это и был Мелих. Он смотрел прямо перед собой, и я надеялась, что он ничего не заметил. Когда Мелих закончил, я захлопала вместе со всеми и крикнула: «Браво, Мелих!», он мельком взглянул в мою сторону, и его губы задрожали, выдавая затаенную улыбку. Пока другие дети выходили на сцену, я сунула руку в сумку, и моей кожи коснулся холодный металл золотого браслета.

После выступления взрослые пили шипучее вино, а дети лимонад. Мы с Адемом стояли рядом, к нам подошла поболтать учительница Мелиха — я без причины смеялась, каждую секунду боясь, что откроется дверь и войдет полиция. Мы задержались, потому что Мелих играл с другими детьми, в восемь часов Адем пошел за сыном, отвел его в сторону и что-то прошептал на ухо — поздравляя, как я поняла, — потом поцеловал его и вернулся ко мне.

— Оставляю его тебе, — сказал он, — мне пора идти переодеться.

Адем избегал моего взгляда, с начала праздника мы почти не обмолвились ни словом, но неожиданно он испытующе посмотрел на меня и спросил:

— А что с твоей сережкой?

Инстинктивно я поднесла руку к уху — серьги не было. И задумалась о том, где разжала руку, на детской площадке или в тот момент, когда перелезала через окно, — так где же я потеряла ее?