Доминик Менар - Небо лошадей

Говоря это, ты неосознанно потирал синеватые и вздувшиеся следы на своих запястьях. Я подумала о том месте, куда я отправилась однажды, но так и не осмелилась постучать в твою дверь, о людях, бродивших по коридору, о кипарисах, окружавших серый корпус, о печенье, оставленном незнакомцу, который узнал меня и сжал в своих объятьях, плача от одиночества. Мне захотелось приблизиться к тебе и тоже обнять тебя, но я не осмелилась, я только протянула руку и коснулась твоего рукава.

— Ты не вернешься туда, — прошептала я. — Я тебе обещаю.

Тогда ты кивнул и продолжил есть с той же жадностью, что и вчера, выплевывая кусочки фольги и целлофана, которые случайно откусывал. Поев, ты направился к пруду, зачерпнул в ладони воды и попил. Вытерев рот, ты огляделся вокруг. Две фигуры шли по аллее, это наверняка были просто гуляющие, но ты неожиданно заволновался. Подхватив пакет, ты сделал мне знак идти за тобой.

— Куда мы идем? — спросила я.

— Лучше смыться отсюда, — ответил ты.

Ты уже отошел. Я шла за тобой, изо всех сил пытаясь не отставать, и наконец ухватила тебя за рукав кофты.

— Чего ты боишься? Сторожа? Тех людей из семьи?

Ты высвободился, но твой жест был лишен резкости, на мгновение ты даже задержал мою руку в своей.

— Боюсь? Никого я не боюсь, — ответил ты, но было видно, что это неправда.

Твое лицо смягчилось, ты засомневался, но наконец сказал:

— Есть одна женщина, которая меня ищет. Она кто-то вроде социального работника. Я ее очень люблю, вы знаете, она всегда была очень добра ко мне, но она хочет вернуть меня обратно.

Ты пожал плечами.

— Она не знает, где я, поэтому пишет мне письма. Она оставляет их повсюду: на скамейках, на решетке парка, под деревьями. Иногда я нахожу их, а иногда, наверное, нет.

В задумчивости ты погрыз ногти, потом сказал:

— А знаете что? Я хочу показать вам свою хижину. Но поклянитесь, что вы никому не расскажете. Никому.

Ты серьезно посмотрел на меня, и в твоем взгляде все еще читалось недоверие, потом повторил:

— Нужно поклясться.

— Я клянусь, — произнесла я.

Ты ответил:

— Этого мало. Плюньте на землю.

Тогда я плюнула на землю — меня не покидало ощущение, что мне снова десять лет, и я не знала, плакать от этого или смеяться. Ты кивнул и, казалось, остался доволен. Указав на опушку леса, ты спросил:

— Вы знаете, как туда войти?

Я посмотрела на эту на вид непроходимую стену из листвы и стволов, раньше это было моим владением, теперь я дрожала при одном взгляде на нее. Я покачала головой, и ты улыбнулся.

— Ну уж нет, — продолжил ты с гордостью. — Никто не знает. Сторож иногда притаскивается сюда, так уж ему хочется выставить меня отсюда, но он не знает дороги дальше. Даже мальчишки не заходят сюда. Но я — я тут все знаю.

— Сколько времени ты уже здесь?

— Я и время, ну-у, — протянул ты. — Недели, месяцы. А может и целую вечность.

Ты завязал узлом ручки сумки и повернулся.

— Идите за мной, — неожиданно уверенно сказал ты и углубился в чащу.

Неохотно я направилась следом. С одной стороны раскинулся парк со свежескошенными лужайками и деревцами, привязанными к подпоркам, чуть дальше — город, мой дом и окно, на котором танцевали розовые шары; с другой — вход в неизвестность, так пугавший меня теперь, так пугавший меня всегда. Это была огромная дверь из листвы и деревьев, внешне она казалась неприкосновенной, ее закрывали густые заросли с острыми колючками, и у меня снова появилась надежда, что на самом деле никакой дороги не существовало или ты так давно не ходил здесь, что заросли успели сомкнуться.

Но ты неожиданно остановился, не задумываясь, словно совершенно точно знал, где находишься, и стал меня ждать. Догнав тебя, я увидела незаметное отверстие, что-то вроде норы на уровне земли, достаточно большое, чтобы ребенок мог вползти туда на четвереньках. Ты наклонился, осторожно распутал ветки, маскировавшие вход, и раздвинул листву. Потом наклонился и исчез внутри.

Я осталась одна на лесной опушке. С моей стороны еще светило солнце, было пока еще не слишком поздно, чтобы возвращаться обратно, — и тут я услышала твой шепот:

— Теперь твоя очередь.

Я в последний раз осмотрелась вокруг. Не знаю, боялась ли я, что меня заметит кто-то из гуляющих, или, наоборот, надеялась, что кто-нибудь внезапно появится и помешает мне пойти дальше. Наконец я встала на четвереньки и проскользнула внутрь прохода — во внутренности леса.

Там царил зеленый полумрак. Запах мха, стоячей воды, разрытой земли вызывал головокружение. Сидя на корточках у моих ног, ты снова переплел ветви, скрепил их листьями рафии, [5] Рафия — род растений семейства пальм с длинными перистыми листьями. ветвями ивы, травой, выкладывая из них причудливые мотивы, словно колдовство этих рисунков было так же важно для тебя, как простая маскировка из листьев. Потом ты поднялся и сделал мне знак идти следом.

Мои глаза привыкли к полутьме, и я увидела узкую тропинку, убегавшую между деревьев, едва заметную, протоптанную лесными жителями. Ты шел по ней, время от времени оглядываясь, чтобы убедиться, что я иду за тобой. Я осматривалась вокруг, пытаясь найти на этих деревьях рисунки, которые мы вырезали когда-то, под ними я искала наши потерянные игрушки и носовые платки, мою крестильную цепочку и бесчисленное множество потерянных босоножек и носков. Потом стволы стали редеть, и вдруг моему взгляду открылась твоя хижина — это была старая строительная бытовка из железа, выкрашенная в зеленый цвет. Но как она могла попасть сюда? Осталась ли она еще со времен строительства старого города и кто-то — охотник или браконьер — притащил ее сюда, но как это было возможно — через такой подлесок?

Ты поднялся на ступеньку, открыл дверь и ждал меня с выражением гордости на лице. Приблизившись, я заметила, что бытовка была уже ржавой, местами помятой, кто-то уже латал ее бока железом, досками и брезентом. У нее было два маленьких окна, а на крыше узкая труба с маленьким колпаком, какой изображают обычно дети на своих рисунках.

Я поднялась на ступеньку вслед за тобой. Обстановку домика составляли крошечная жаровня, раскладной стул, матрас, накрытый покрывалом и лежащий на ящиках, которые служили тебе кроватью, вокруг стояли еще перевернутые ящики, на которых лежали какие-то вещи. На гвозде висела керосиновая лампа.

Ты показал мне на стул, и я села. Сам ты сел на кровать, поджав ноги, и мы долго сидели молча. Через два маленьких окошка была видна лесная зелень, домик стоял в хорошем месте, словно кораблик в центре океана. Я на мгновение закрыла глаза. Молчание уже казалось бесконечным. Мне вдруг представилось, что мы с тобой уехали — снялись с якоря, и ничто больше не обязывало нас возвращаться обратно. Открыв глаза, я заметила, что цвет твоего лица стал серым, ты тяжело дышал; слабо улыбнувшись, ты лег на матрас, поднеся руку ко лбу, запястьем наружу, где под тонкой кожей бились вены. Через маленькое окошко в крыше ты смотрел на небо.