Филипп Ванденберг - Восьмой грех

— Скажем, через неделю? На том же месте в тот же час.

— Согласен.

Когда прокурор Ахилл Мезомед вошел в то утро в свое бюро во Дворце юстиции, секретарша, смущенно посмотревшая на него из-за ширмы, сообщила:

— О вас спрашивал Буркьелло. Похоже, он сердит. Вы должны немедленно зайти к нему!

Мезомед поставил кейс на письменный стол и отправился в кабинет старшего прокурора. Его уже ждали.

Джордано Буркьелло, полный седой юрист, считался главным борцом с мафией. Он возглавлял прокуратуру Рима и руководил дюжиной молодых прокуроров, среди которых был и Ахилл Мезомед.

— Доктор Мезомед, — начал он, делая ударение на слове «доктор», как будто издевался над собеседником. Сам он так и не получил академической степени. — Доктор Мезомед, я решил пригласить вас, как только до меня дошли слухи, что вы по своей инициативе возобновили расследование закрытого дела.

— Это правда, господин старший прокурор. Я не думаю, что это неприемлемо или противозаконно.

Буркьелло снял очки в черной оправе и швырнул их на стол, который по своим размерам мог соперничать с теннисным. Потом он скрестил руки на животе и сказал:

— По законам этой страны у прокуроров, в отличие от судей, нет такой привилегии, как деловая и личная независимость. Кроме того, вы обязаны соблюдать субординацию. Только тот, кто возглавляет прокуратуру, а это, к слову, я, имеет право на подобное решение. Я, к сожалению, не припоминаю, чтобы давал вам указание заново возбудить дело о смерти Марлены Аммер.

— Не буду спорить, господин старший прокурор, — покорно ответил Мезомед. — Но, если позволите заметить, я не возбудил заново дело. Я просто занимался просмотром материалов с обучающей целью и при этом натолкнулся на ряд странностей и нестыковок, которые вызвали у меня подозрение…

— Значит, вы сомневаетесь в серьезности моей работы? — прервал Буркьело речь молодого прокурора.

— Нисколько!

— Но я остановил следствие, и на документах стоит моя подпись! Женщина захлебнулась в ванне. На этом дело закрыто. Вы говорили о каких-то странностях?

— Ну да, — подтвердил Мезомед. — Вот хотя бы результаты вскрытия. С вашего позволения, вскрытие проведено очень небрежно.

— Квалификация доктора Вебера не подлежит сомнению!

— Я этого и не утверждал! Но даже высокая квалификация не гарантирует, что у человека был хороший день. Мне кажется, что этот документ появился вообще без вскрытия. В нем описаны только этапы, из которых нельзя сделать никаких выводов. А самая необычная улика вообще осталась без внимания.

— Что вы имеете в виду, доктор Мезомед?

— Следы ароматических веществ на халате синьоры Аммер — смесь драгоценных древесных смол, таких, к примеру, как олибанум и бальзам дерева толу, из которых делают самые дорогие благовония в мире. Благовония, использующиеся только в Ватикане.

Буркьелло откашлялся, словно от дыма благовоний у него запершило в горле.

— Интересно, — сказал он, осклабившись, — и какой вывод вы сделали? Надеюсь, вам не пришло в голову, что в этом деле замешано папство? — Старший прокурор рассмеялся и снова кашлянул. — Хорошенькая история! История действительно хороша! — повторил он несколько раз.

Когда он наконец успокоился и вытер пот с порозовевшего лица, Мезомед невозмутимо продолжил:

— Папство — нет. Но, возможно, курия?..

— Я вас не понимаю, — озадаченно произнес старший прокурор.

У Мезомеда был припасен еще один козырь. И он тут же его выложил.

— В журнале «Guardiano», — начал он с ходу, — появилось интересное журналистское расследование этого случая. Статья была написана репортером криминальной хроники Катериной Лимой.

— Боже мой, это имя мне известно! — Буркьелло умоляюще воздел руки. — Я ни во что не ставлю такой вид журналистики.

— Как бы там ни было, в статье были приведены факты, которые требовали проверки и которые нигде, кроме этой статьи, не встречались. Я связался с журналисткой. При встрече она показала мне фотографии, сделанные ею на похоронах Марлены Аммер.

— И что? К чему вы клоните, доктор Мезомед? Все похороны выглядят одинаково.

— Я готов опровергнуть ваше утверждение. Есть пышные похороны и не очень, с церковным богослужением и без него, но эти показались мне в высшей степени необычными. На похоронах Марлены Аммер присутствовали как минимум два кардинала курни, а может, и больше. На снимках запечатлены государственный секретарь Ватикана Филиппо Гонзага и глава Святой Палаты Бруно Моро.

Буркьелло вскочил с места и, сцепив руки за спиной, стал ходить вдоль своего стола. Затем он остановился, уставился в пол и тихо пробормотал:

— Я так не думаю.

— Эти фото не оставляют сомнений, — настаивал на своем Мезомед. — По крайней мере, относительно этих двух вышеназванных личностей. Я не доверяю высокопоставленным лицам Ватикана, но на снимках можно узнать и других членов курии.

— Ну и?.. — Старший прокурор пронзительно посмотрел на Мезомеда. — Что это значит?

— Я бы сказал, что это само по себе уже необычно. Я не представляю, чтобы члены курии — хотя бы один! — появились у меня на похоронах. И вообще, откуда достопочтенным синьорам было известно, что тело Марлены Аммер выдали для захоронения? Почему эту женщину похоронили анонимно? И почему на кладбище один из участников похоронной процессии велел журналистке Лиме достать из фотоаппарата карту памяти и отдать ему? Это лишь несколько вопросов, которые сейчас приходят мне на ум. Также нельзя отбрасывать предположение, что у курии есть определенные связи с римскими правоохранительными органами.

— Смешно! — Буркьелло недовольно покачал головой. Потом ои подошел вплотную к Мезомеду и почти шепотом произнес: — Вы решили совсем загубить свою карьеру? Я дам вам хороший совет. Если уж вы попали в это болото, хотя бы не шевелитесь. Я, конечно, могу вас понять. Я тоже когда-то был молод и честолюбив.

«Могу себе представить», — вертелось у Мезомеда на языке, но он смолчал и вместо этого вежливо возразил:

— Речь идет не о честолюбии, синьор старший прокурор, а исключительно о законе и справедливости.

Буркьелло бесстыдно усмехнулся.

— Праведники должны много страдать. Так написано в псалмах.

— В псалмах случайно не написано, что право должно оставаться нравом?

— А вы упрямец, доктор Мезомед. Остается только надеяться, что упрямство не приведет вас к гибели. — В голосе старшего прокурора появились угрожающие нотки.

Мезомед почувствовал себя героем американского гангстерского фильма, в котором прокуроры всегда продажны и бессовестны.

Тут зазвонил телефон.

Буркьелло снял трубку:

— Pronto!

Мезомеду показалось, что его начальник отчитывается перед своим собеседником.