Дэвид Лисс - Этичный убийца

Тем более что порой его бахвальство основывалось на вполне реальных событиях. Например, он любил вспоминать о том, как в наш предыдущий приезд в Джексонвилл, когда мы остановились в этом же самом мотеле, он стащил у горничной универсальный ключ от всех комнат, залез в несколько чужих номеров и забрал оттуда фотоаппараты, часы и всю наличность, которую хозяева имели неосторожность оставить в бумажнике. Позже, наблюдая, как индус Самин, владелец заведения, защищает свою жену – ту самую горничную, которую все тут же и заподозрили в краже, – Ронни Нил хохотал до упаду. А еще он рассказывал о том, как в прошлом году, накануне выборов, напялил на себя костюм и галстук и отправился собирать пожертвования в пользу Республиканской партии. Он заставлял доверчивых граждан выписывать чеки для Р.Н.К. – Республиканского национального комитета, а затем просто приписывал к букве «К» оставшуюся часть своей фамилии. Убогие конторы с сомнительной репутацией, выстроившиеся вдоль шоссе, охотно обналичили чеки на имя Р. Н. Крамера.

На сей же раз Ронни Нил пел нам о том, как одна похотливая рыжеволосая штучка на коленях умоляла его, чтобы он соизволил ее поиметь, – и это в присутствии мужа, который ничего не мог с этим поделать.

– А ты ничего не путаешь часом? Может, это ее муженек тебя хотел поиметь? – полюбопытствовал Скотт.

Парень сильно шепелявил, и слова вылетали у него изо рта под свистящий аккомпанемент лопающихся пузырьков слюнной пены.

– Да, конефсно, уферен, – прошепелявил в ответ Ронни Нил и наградил Скотта щелчком в ухо. – Ну ты и урод, двух слов связать не можешь, а воняешь сильней, чем кусок дерьма!

Для человека, которого только что оскорбили, ударили, да еще и высмеяли за проблемы с дикцией, Скотт отреагировал очень спокойно – я даже ощутил легкий приступ сочувствия к этому парню, которого я, в общем-то, на дух не переносил, и праведно вознегодовал на Ронни Нила.

– А откуда ты знаешь, как воняет кусок дерьма? – глубокомысленно поинтересовался Скотт. – Тебе, наверное, частенько приходилось его нюхать?

– Я фнаю, как пахнет куфок тсерма. Да, знаю, мать твою, потому что сижу рядом с ним!

И все же Ронни Нил досадливо отвернулся: Скотт удачно парировал его колкость, и это было неприятно.

Возле мотеля мы вышли из машины и оказались на пустынной парковке, с двух сторон ограниченной крыльями двухэтажного здания, расправленными под прямым углом друг к другу. Здесь находили приют машины бродяг и скитальцев, которым вечно не хватает бензина, зато усталости всегда с лихвой; машины людей, которые давно распрощались с былыми надеждами, оставив их где-то далеко на севере или на западе, и теперь блуждали по миру в поисках нового смысла жизни, который наконец обретали в самых простых вещах – например, в отсутствии снега. Днем все здания сияли цветами нежной зелени и яркой бирюзы, сливаясь в единую цветовую симфонию, столь привычную для Флориды, но ночью все кругом казалось безнадежно серым.

Один за другим мы всей толпой набились в номер Игрока. Настоящее его имя было Кенни Роджерс, так что прозвище напрашивалось само собой. [18] Роджерс Кенни (р. 1941) – певец из Техаса, звезда кантри 1970– 1980-х годов, ныне один из патриархов этого стиля, в значительной степени содействовавший коммерциализации жанра. Баллада «Игрок» («The Gambler») считается одной из его лучших песен. Тем не менее мы должны были делать вид, будто считаем его величайшим проявлением искрометного остроумия. Сам Игрок, насколько я понимал, не был хозяином фирмы, которая заключила контракт с «Энциклопедией чемпионов», но занимал в ней какой-то значительный пост. Верхушка иерархической лестницы терялась в густом тумане, и я подозревал, что это не случайно. Одно я знал наверняка: значительная часть выручки от каждой проданной серии энциклопедий оседала в кармане у Игрока.

Ему, скорее всего, было уже за пятьдесят, хотя выглядел он моложе. Его не слишком коротко стриженные, очень светлые волосы придавали всему облику что-то ангельское, а подвижные черты лица, всегда готовые собраться в улыбку, превращали его в гениального продавца. Разговаривая с кем-нибудь, он всегда смотрел собеседнику прямо в глаза, будто тот был единственным человеком на свете. Он улыбался всем и каждому с фамильярным дружелюбием, и морщинки в уголках его глаз, казалось, источали благодушие. «Прирожденный торгаш» – так титуловал его Бобби. Игрок до сих пор иногда сам ходил по домам, два-три раза в неделю, чтобы не потерять форму; причем поговаривали, будто за последние пять лет, если не больше, он ни разу не продулся.

Когда я вошел, Игрока еще не было: он всегда появлялся последним и дефилировал через комнату с видом рок-звезды, выходящей на сцену. Ронни Нил и Скотт стояли в углу и громко обсуждали грузовик, который будто бы остался дома у Ронни Нила: они говорили о том, какие у него огромные шины и как один полицейский, остановив парня за превышение скорости, якобы отпустил его на все четыре стороны – уж слишком замечательные были шины.

Наконец появилась и команда Игрока, работавшая в Гейнсвилле. В каждом шаге этих ребят чувствовалось сознание превосходства над остальными: можно было подумать, идет королевская свита. У Игрока был целый микроавтобус, поэтому и команда набралась большая – девять человек, из них только одна женщина. Для женщин продажа энциклопедий была связана с целым рядом трудностей, поэтому даже самым способным удавалось продержаться не более двух-трех недель. Очень редко случалось, чтобы в одной команде было хотя бы две женщины. Многочасовые прогулки пешком по безлюдным дорогам, хождение по чужим домам в полном одиночестве, без всякой защиты, похотливые клиенты и непристойные шутки со стороны мужской части коллектива – все это отбивало любую охоту работать, и я подозревал, что, как это ни печально, новая девушка из команды Игрока тоже долго не продержится. И тем не менее с прошлого уик-энда, когда она впервые появилась на общем собрании, мне никак не удавалось выкинуть ее из головы.

Ее звали Читра. Читра Радакришнан. Всю прошлую неделю я то и дело ловил себя на том, что произношу ее имя вслух – лишь потому, что мне нравится его звучание. Звучание это отчасти напоминало ее акцент – мягкий, певучий, лиричный. И она была красавицей, просто потрясающей – гораздо красивее тех женщин, которые, как мне прежде казалось, были в моем вкусе. Это было заметно даже на расстоянии. Высокая, грациозная, с карамельного цвета кожей и черными волосами, собранными на затылке в хвост. Глаза ее отливали кофе с молоком, а длинные пальцы с узкими кончиками были украшены ярко-алым маникюром и тоннами серебряных колец – даже на большом пальце было кольцо. Я никогда такого прежде не видел.