Итан Блэк - Мертвые незнакомцы

– Прощение – одно. Снова быть вместе – совсем другое.

– Нет! Это одно и то же! Она плачет из-за тебя.

– Ерунда какая! – вспыхивает Камилла. – Я не плачу. И вообще, прекрати немедленно.

– Да? А помнишь, его показывали по телевизору, когда умерла та женщина, что ранила тебя, и ты отвернулась, чтобы я не видела слез? Готова спорить, если бы ты забеременела, ты бы уже родила ему ребенка.

– Ты готовишь ее в ведущие ток-шоу на вашем канале? – спрашивает Воорт, смущенный не меньше всех. – Она разделается с любым оппонентом.

– Ее не нужно готовить. Это врожденное, – цедит сквозь стиснутые зубы Камилла.

Таня приподнимается на цыпочках, словно более высокий рост добавляет авторитета.

– Взрослые всегда указывают нам, что делать, а сами потом поступают наоборот. Взрослые говорят: если у вас есть проблема, говорите о ней. А когда проблема появляется у них, они замолкают.

– Которая из вас младшая сестра, – спрашивает Воорт, – а которая старшая? Таня, у тебя добрые намерения. Я это ценю. Но решать Камилле и мне.

– Как вы можете что-то решить, если просто разъедетесь, даже не поговорив друг с другом? – возмущается Таня.

– Потому что иногда ничего больше не остается, – отвечает Воорт.

Через несколько секунд Воорт въезжает в автоматические ворота, глядя, как в зеркале заднего обзора удаляются задние фары «лумины». Он старается не обращать внимания на колотящееся сердце. В горле тугой комок. Он влюбился в Камиллу восемь месяцев назад – так, как еще ни разу не влюблялся. У него всегда были девушки: и когда еще ходил в школу, и когда учился в колледже, и когда начал работать в полиции, но ни одна из них еще не снилась ему по ночам, ни за одну из них он еще не молился каждый раз, когда приходил в церковь. «Господи, – шептал он в соборе Святого Патрика, – помоги мне дать ей такое же счастье, какое она дает мне».

Три месяца они были неразлучны. Потом она начала отдаляться, посещала, как выяснилось позже, психолога, и в результате порвала с Воортом, заявив, что ей нужно «время подумать». Они сблизились слишком быстро. Ей надо убедиться, что с бывшим дружком действительно все кончено.

– Дело не в тебе. Дело во мне, – сказала она тогда.

Позже он узнал, что она забеременела и, ничего ему не сказав, сделала аборт. Для Воорта – католика, семьянина по духу, еще не обзаведшегося семьей, связанного с предками в ощутимом, повседневном плане, мысль об избавлении от ребенка – его ребенка – была невыносима.

«Я бы сам воспитал ребенка, если бы наши отношения не сложились. Я бы заплатил за больницу, за консультации, за няню – за все. И она знала это с самого начала».

Да кому она нужна, эта любовь, думает Воорт, подъезжая к дому. Просто еще одно слово, из тех, что пишут на заборах. В некоторых культурах его вообще нет. В конечном счете, решает он, любовь – это всего лишь пошедшая вразнос химия, притворившаяся чувством или духовной близостью. Средневековое понятие, придуманное профессиональными вояками, которые развлекались, ухаживая за женщинами, когда не рубили друг друга на куски. А правда заключается в том, что даже если люди «влюбляются», что бы это слово ни значило, любые успешные отношения между ними в будущем – счастливая случайность. В конечном счете любовь – просто еще одна пагубная привычка и, как все подобные привычки, приносит боль и когда на нее «подсаживаешься», и когда от нее отказываешься.

«По крайней мере для меня с этим покончено».

Воорт оставляет «ягуар» на гравийной площадке между главным домом и небольшим отдельным строением из серого гонта с белой отделкой. «Встретимся в бильярдной», – сказал Микки. Шагая по залитой светом, мощенной плитами дорожке, Воорт видит за причалом и прогулочным катером плоские, темные воды залива Лонг-Айленд и – вдали – мерцание красно-зеленой авиационной световой сигнализации над арочными пролетами мостов Троггз-Нек и Бронкс-Уайтстоун. Пахнет дымом (у Микки горит камин), а от воды идет запах более чистый и естественный, чем в Нижнем Манхэттене, возле таверны «Белая лошадь». Слышится плеск прибоя, а из открытого окна жилого дома доносится вполне профессионального качества фортепьянная музыка, «Ноктюрн» Шопена. Сил, жена Микки, работает хирургом, но любит играть перед сном.

– Входи. В Токио рынок падает.

Напарник Воорта стоит в дверях. На нем кашемировый джемпер с V-образным вырезом, купленный год назад в Шотландии, в Сент-Эндрюсе, куда он каждый отпуск ездит играть в гольф. Темно-темно-серые итальянские брюки прекрасно сшиты (сразу видно, что на заказ); манжеты задевают отвороты мокасин от Бруно Магли, черных, как и рубашка без воротника из жатого хлопка. Обычно Микки похож на голливудского кинопродюсера, но, если его спровоцировать, может в одно мгновение снова превратиться в морского волка. В данный момент он держит хрустальный бокал, наполовину наполненный прозрачной жидкостью.

– Польская водка. Никогда не думал, что из картошки можно изготовить такую классную штуку. Хочешь?

– Не мое.

– За что я всегда любил Камиллу – она приносит радость. Сил подружилась с ней после того, как вы расстались. Они сочувствуют друг дружке. Хны-хны и все такое. Какие же люди придурки. Что стряслось?

Бильярдная, названная так потому, что царил в доме бильярдный стол из индонезийского красного дерева, имела слегка затемненные окна во все стены, из которых открывался такой вид на залив Лонг-Айленд, что любой художник-пейзажист позеленел бы от зависти. Диван и кресла обтянуты черной кожей. Толстый серый ковер. На второй полке стенового блока работает телевизор размером с экран небольшого кинотеатра, звук выключен; изображение разделено надвое: справа классика – «Мальтийский сокол» с Хэмфри Богартом, а слева – все время меняющиеся списки из белых цифр и букв, показывающие побоище на японской фондовой бирже.

– Кстати, что хотела сказать эта валькирия?

– Микки, – предостерегает Воорт.

– Не стреляйте, мистер Уэйн. Сил интересуется.

– Мне казалось, ты недолюбливаешь Камиллу.

– Можешь представить, что творится в Азии? – Микки меняет тему, с отвращением глядя на стремительно уменьшающиеся цифры на левой стороне экрана. – Полный обвал. Снова вводят плавающий курс йены. Я еле-еле успел продать акции. Произведения искусства, Воорт. Когда биржу лихорадит, отправляйся в картинные галереи. Но экстрасенсорное восприятие, – ухмыляется он, – подсказывает мне, что тебя волнуют не инвестиции.

Воорт рассказывает о встрече с Мичумом, и, устроившись возле большого старинного бюро с выдвижной крышкой, установленного рядом с бильярдным столом, двое детективов вместе изучают салфетку со списком имен. На столе стоят выключенный компьютер «Делл», модем и черный телефон, подключенный к трем линиям. «Нью-йоркский коп – гений инвестиций – использует бильярдную в качестве домашнего офиса», – написал о Микки «Уолл-стрит джорнал».