Дин Кунц - Брат Томас

На двери висели таблички с именами «ФЛОССИ» и «ПОЛЕТТ». Флосси ждала их одна.

На половине Полетт хватало кукол, рюшек и оборочек. На кровати лежали розовые подушки, рядом стоял маленький красно-зеленый туалетный столик с зеркалом.

На половине Флосси главенствовали белые и синие тона, царила простота, украшали владения Флосси только открытки и плакаты с собаками.

Для меня фамилия Боденблатт предполагала немецкое или скандинавское [36] Создается ощущение, что со скандинавскими фамилиями у американских писателей прямо беда. У Стивена Кинга в романе «Почти как бьюик» один из героев — швед Арканян. Теперь вот скандинавка с типично немецкой или еврейской фамилией Боденблатт. Хотя Германия, конечно, ближе к Скандинавии, чем Армения — к Швеции. происхождение, но смуглая кожа, черные волосы и большие черные глаза указывали на то, что корни геральдического древа Флосси следовало искать на берегах Средиземного моря.

Я ни разу не разговаривал с девочкой, а если видел ее, то издали. Грудь у меня сжало. Я сразу понял, что все будет далеко не так просто, как я ожидал.

Когда мы пришли, Флосси сидела на ковре и пролистывала книгу с фотографиями собак.

— Дорогая, это мистер Томас, — представила меня сестра Анжела. — Он хотел с тобой поговорить.

— Привет, мистер Томас.

Я тоже сел на ковер, скрестив ноги по-турецки.

— Рад познакомиться с тобой, Флосси.

Сестра Анжела устроилась на краешке кровати Флосси, а Родион Романович, как большой медведь, встал среди кукол Полетт.

Девочка была в красных брюках и белом свитере с аппликацией, изображающей Санта-Клауса. Нежным личиком, чуть вздернутым носиком и аккуратным подбородком она могла сойти за эльфа.

Правда, веко левого глаза полностью не поднималось, а левый уголок рта оставался опущенным.

Левая скрюченная кисть больше напоминала птичью лапу. Девочка могла прижимать ею книгу к коленям, для других целей рука, пожалуй, не годилась. И страницы она переворачивала правой рукой. Теперь она вскинула глаза на меня. Взгляд у нее был прямой, полный уверенности в себе, выстраданной теми испытаниями, через которые ей пришлось пройти. Такое я уже видел, в глазах, цветом очень похожих на глаза Флосси.

— Ты любишь собак, Флосси?

— Да, но я не люблю мое имя. — Если повреждения мозга раньше и отражались на ее речи, то теперь девочка с этой проблемой справилась.

— Тебе не нравится Флосси? Это красивое имя.

— Это коровье имя, — заявила девочка.

— Да, я слышал, что коров называют Флосси. [37] Судя по Интернету, так называют собак, но с таким именем хватает и героинь литературных произведений. Скажем, романа Г. Уэллса «Война в воздухе» (1908).

— И оно звучит, как та штуковина, которую используют при чистке зубов. [38] Флосс — нить для чистки межзубных промежутков.

— Пожалуй, ты права, хотя у меня такая ассоциация сразу не возникла. И какое ты предпочла бы имя?

— Рождество.

— Ты хочешь изменить свое имя на Рождество?

— Конечно. Все любят Рождество.

— Это точно.

— Ничего плохого не случается на Рождество. Следовательно, ничего плохого не может случиться и с тем, кого зовут Рождество, не так ли?

— Тогда давай начнем снова. Приятно с тобой познакомиться, Рождество Боденблатт.

— Я собираюсь поменять и ф-ф-фамилию.

— А на что ты хочешь поменять Боденблатт?

— На что угодно. Еще не решила. Фамилия должна подходить для работы с собаками.

— Ты хочешь стать ветеринаром, когда вырастешь?

Она кивнула.

— Может, и не получится. — Она указала на голову и добавила с ошеломляющей прямотой: — В тот день потеряла в автомобиле часть ума.

— По-моему, ты очень даже умненькая, — пролепетал я.

— Нет. Не тупая, но и недостаточно умная, чтобы стать ветеринаром. Если я сумею разработать мою руку и мою ногу и они станут л-лучше, я смогу работать с ветеринаром, знаете ли, помогать ему с собаками. Купать с-собак. Расчесывать им шерсть и все такое. Я смогу многое делать с собаками.

— Как я понимаю, ты любишь собак.

— Да, собак я люблю.

Флосси буквально светилась, когда говорила о собаках, и от радости глаза ее уже не казались такими ранимыми.

— У меня была собака, — продолжила она. — Хорошая собака.

Интуиция предупредила, что дальнейшие вопросы о ее собаке приведут нас в те места, куда идти не следует.

— Вы пришли, чтобы поговорить о собаках, мистер Томас?

— Нет, Рождество. Я пришел, чтобы попросить тебя об одолжении.

— Одолжении?

— И знаешь, самое смешное, что я забыл о каком. Сможешь подождать меня здесь, Рождество?

— Конечно. У меня есть книга о собаках.

Я поднялся, повернулся к сестре Анжеле:

— Сестра, можем мы поговорить?

Мать-настоятельница и я отошли в дальний конец комнаты, и русский, уверенный, что нам не хватит сил отогнать его, присоединился к нам.

— Мэм… — прошептал я, — что случилось с девочкой… что ей пришлось пережить?

— Мы ни с кем не обсуждаем прошлое наших детей, — и она многозначительно посмотрела на русского.

— У меня много недостатков, но я не сплетник, — попытался оправдаться Романович.

— И не библиотекарь.

— Мэм, есть шанс, что девочка поможет узнать мне то, за чем я сюда пришел… и спасти нас всех. Но я… боюсь.

— Чего, Одди?

— Того, что пришлось пережить девочке.

Сестра Анжела колебалась лишь несколько мгновений.

— Она жила с родителями, дедушкой и бабушкой. Как-то ночью пришел ее кузен. Девятнадцатилетний. Проблемный мальчик, да еще чем-то закинулся, или обкурился, или обкололся.

Я знал, что женщина она не наивная, но не хотел видеть, как сестра Анжела все это говорит. Закрыл глаза.

— Кузен застрелил их всех. Родителей, дедушку, бабушку. Потом какое-то время… насиловал девочку в задний проход. Ей было семь лет.

Да, мужеству этих монахинь оставалось только изумляться. Все в белом, они шли в грязь этого мира, доставали из грязи то, что еще можно было спасти, а потом отчищали как могли. С чистыми глазами вновь и вновь лезли в грязь этого мира, всегда с надеждой, что кого-то еще можно спасти, а если они и боялись, то никому не показывали своего страха.

— Когда наркотики выветрились, он понял, что его поймают, и поступил как последний трус. В гараже надел шланг на выхлопную трубу, чуть опустил стекло, чтобы вставить шланг в салон. И посадил девочку рядом. Не хотел оставлять ее только изнасилованной, но живой. Попытался взять ее с собой.

Что тут можно сказать? Нет предела человеческой мерзости.

— А потом он струсил, — продолжила сестра Анжела. — Оставил ее одну в машине, пошел в дом и позвонил девять-один-один. Сказал, что попытался покончить с собой и обжег себе легкие. Ему трудно дышать, и он нуждается в помощи. Потом сел и стал ждать «Скорую».