Александр Ходырев - Удар ниже пояса

— Неужели она это серьезно? — искренне удивившись, сочувственно спросил Ходунов. — Она что, трудно пережила ваши потери?

— Не то слово. — Шутиков вздохнул. — Ты понимаешь, я как-то на жизнь легче смотрю. Ну, был студентом, вообще практически денег не было, а жил прекрасно. Мы ведь с Надей поженились, когда я на третьем курсе был. Жили у ее тетки, просто угол отгороженный, денег вообще не было. Я по ночам вагоны разгружал. И ведь так было весело, так хорошо. Ну, а потом… Потом просто везло. Я ей и говорю — мы же ещё нестарые, здоровые, дети уже большие, сами себя обеспечивают. Ну, пережить это просто надо. А она не может. Возраст, что ли. А тут еще наш финансовый крах совпал с валом товарного изобилия.

— Да, проблема, — понимающе согласился Ходунов. И чтобы переменить тему, которая скорее всего Шутикову была не слишком приятна, спросил: — Так про чемодан… Сколько ты готов отвалить?

— Ну, в долларах если… Я думаю, долларов двадцать.

— Ты знаешь, у меня такое ощущение, что за такие деньги здесь, в центре, ты вряд ли что найдешь.

— Да? А сколько, ты думаешь, потянет приличный чемодан?

— Я думаю, порядка сотни. Ну, восемьдесят. Ну, может быть, шестьдесят. Хотя и не уверен. Москва — город дорогой.

— Ну, это я не потяну. Поеду с сумкой. И привычней мне. Я как-то с ней сроднился. Как голый без нее.

— Правильно. Ну просто глупо покупать шикарный чемодан, когда денег не хватает. Но если Надя будет тебя доставать — покупай на рынке. Там за твои деньги обязательно купишь. Китайский или индийский. Только скорее всего это будет дерьмо. Ну, дешёвка есть дешёвка.

— Ладно, спасибо. Хорошо бы мне не пришлось воспользоваться твоим советом.

— Будем надеяться.

Но надежды оказались напрасными. Надежда Шутикова их развеяла в тот же вечер.

— Поедем на рынок. Полетишь ты все-таки с чемоданом.

Сидевший за большим полированным письменным столом пожилой человек поморщился. Утреннее солнце, освещавшее до этого только натёртый до блеска пол, добралось и до него. Пожевав губами, он нажал одну из вмонтированных в стол кнопок. Раздалось слабое жужжание, и большое окно закрылось наполовину опустившейся белоснежной шторой.

В большом кабинете снова стало совсем тихо, как будто в нем никого не было. А между тем, кроме хозяина кабинета, здесь был еще один человек. Он стоял сбоку от стола, чуть согнувшись, спокойно и терпеливо дожидаясь приказания или вопроса сидевшего за столом.

Кабинет этот был отделан и обставлен так, как обставлялись кабинеты больших начальников в советское время — дубовые панели, стоящие на когтистых лапах и украшенные резьбой массивный письменный стол и еще более массивный, высокий книжный шкаф, занимающий почти половину стены. Окна, закрытые легкой гармошкой занавески, были обрамлены тяжелыми, зелеными с золотом портьерами.

Но внимательный наблюдатель, если бы его, конечно, пустили сюда, заметил бы и то, что сильно отличало кабинет от ему подобных.

Письменный стол находился не напротив входной двери, а сразу слева от нее. И это, конечно, было странно. Обычно настоящий номенклатурный начальник предпочитает, сидя в своем кресле, наблюдать весь путь любого входящего к нему. И чем больше кабинет, чем длиннее этот путь, тем сильнее входящий проникается значимостью и важностью человека, к которому он приближается и который, сидя за письменным столом, разглядывает его поверх сидящих на носу очков.

Не было у хозяина кабинета и того самого главного, что должно быть у любого мало-мальски значимого начальника. У него не было кресла. Вместо сложного инженерного сооружения, с помощью которого начальник, напряженно работая, одновременно расслабляет свое тело, лечит ишиас, массирует спину и формирует для окружающих имидж динамичного современного руководителя, был стул. Стул, правда, как и все остальное в кабинете, был очень хорош. Ореховый, резной, с безупречной мягкой обивкой. Но стул, а не кресло.

Странным было и то, что здесь не было обязательного для кабинета любого начальника стола для совещаний, окруженного стульями. В просторном, можно даже сказать, полупустом кабинете, кроме стула за письменным столом, вообще не было стульев. Зато вместо этого, прямо в центре кабинета, напротив письменного стола стояло кресло. Необычное, роскошное, громадное кресло. Этакий низкий пухлый полудиван ла одну персону. Видимо, хозяин кабинета и не рассчитывал на то, что он будет принимать здесь более одного человека.

Все это и делало кабинет необычным. А тщательность, даже изысканность его отделки, идеальный порядок и чистота наводили на мысль о том, что вряд ли эта несколько странная обстановка была случайной. Похоже, кто-то специально продумал это все, и, наверное, не один раз.

Между тем сидящий за столом откинулся на спинку стула и, продолжая пристально смотреть на зимний пейзаж, как будто хотел разглядеть там что-то, забарабанил пальцами по столу. Рука у него была сухая, напоминающая лапу хищной птицы. Да и сам он был чем-то похож на большого нахохлившегося ястреба. Нос с горбинкой, странно неподвижные и одновременно внимательные глаза усиливали это сходство. Возраст его определить было трудно. И только желтовато-белая пергаментная кожа на лице и на руках, с заметными пятнами заставляла думать о том, что сидящему за столом уже давно и далеко за шестьдесят. Одет он был в роскошный, даже немного кокетливый тёмно-вишневый халат. Вот только лицо его приятным никак нельзя было назвать — сильно портило впечатление постоянное выражение презрительной брезгливости и подозрительности. Сидящий за столом будто все время видел вокруг себя что-то неприятное и вызывающее беспокойство. И хотя он сам оставался неподвижным, в лице его непрерывно что-то менялось — подергивались губы, кустистые брови, иногда все лицо искажалось вдруг непроизвольной гримасой. Тем более странными на этом лице казались немигающие, широко раскрытые глаза.

Лицо стоявшего рядом, напротив, было совершенно спокойным и неподвижным. Бесстрастное лицо опытного помощника, слуги-секретаря, выражавшее сейчас только почтительное внимание. Заурядное лицо ограниченного, но, видимо, хитрого человека лет пятидесяти. Растущие как-то сильно вперед зубы, довольно длинный нос этому лицу привлекательности не добавляли. Не украшали его фигуру и узкие покатые плечи, непропорционально длинные руки и широкий таз. Одет он был в невзрачный серый костюм, темную рубашку с пестрым галстуком.

Сидящий за столом прервал наконец молчание и, не поворачивая головы, спросил:

— Так что там?

Он говорил надтреснутым, немного гнусавым тенором, медленно, негромко, но очень четко произнося каждое слово, показывая при этом белоснежные ровные зубы. Слова гулко отдавались в просторном кабинете.