Рю Мураками - Отель «Раффлз»

Как бы то ни было, в такой неаккуратности моего гида оказалась и положительная сторона. По крайней мере мне удалось справиться со слезами. Те гиды-японцы, с которыми сталкиваешься в Париже, Лондоне или Риме, ни к черту не годятся. Они просто не могут жить в самой прекрасной стране в мире, в Японии. Подходит к тебе этакая квашня и произносит: «Добрый день, мадам, я приехал за вами!» — и мои слезы чистейшего золота мгновенно обращаются в ржавчину.

Я вышла из здания аэровокзала, думая поймать такси, и сразу же почувствовала, как же здесь жарко и влажно. Впечатление было такое, словно ко мне прикасаются тысячи рук уличных попрошаек. Ну и как же перенести все это, если не помогают ни шелковое белье, ни шелковые чулки, ни платье из того же шелка? Тут приходится следить не только за слезными железами, но и за тем, чтобы не вспотеть.

Пока я старалась сдержать беспокойство, рядом остановилось коллекционное авто, белое купе из разряда тех, от которых писают кипятком молоденькие девчонки, сделавшие в свои тринадцать лет первый аборт.

Из машины выкатился юноша и воззвал:

— Госпожа Хомма? Это ведь вы, госпожа Моэко Хомма? И что все это должно означать?

Он был совсем не похож на тех тупиц, что встречаются в Париже или Риме. Красивое правильное лицо, ухоженный, умеет владеть собой, имеет четко обозначенную цель и старается стать чем-то более значительным.

Мне захотелось рассмотреть его поближе, чтобы составить о нем свое мнение; я бессознательно приподняла солнечные очки и пронзила его взглядом. И в тот же момент я поняла, что нельзя так поступать с человеком, который приехал меня встречать, пусть даже и с опозданием. К тому же в глазах у меня все еще стояли слезы, которые никак не могли высохнуть окончательно.

— Какой красивый город, — сказала я, мысленно превратившись в школьницу и вдохнув тяжелый тропический воздух.

Надо было сказать что-нибудь еще, но так вышло даже лучше. Голос мой был тверд и силен и шел от живота. Я могу контролировать свой голос в сто раз лучше, чем преподаватель вокального искусства. Как и следовало ожидать, мой гид произнес только: «А?»

— Вы первый раз в Сингапуре? — добавил он, причем голос его показался мне совершенным, словно он тренировал его сто лет.

Потом я поняла, что совершенство его речевого аппарата было следствием не столько тренировок, сколько постоянных занятий иностранными языками. Если свободно владеешь даже одним иностранным языком, невозможно поверить, как это облагораживает голос. Интересно, распространяется ли это правило и на сердце?

Разумеется, я не ответила на его вопрос. Но, судя по тону, молодой человек и не ждал от меня ответа. Неожиданно, к своему большому удивлению, я почувствовала симпатию к этому гиду, который так быстро среагировал на собственное невольное «А?».

— Вот и «Раффлз».

Когда он произнес эти слова и указал на старомодное здание, я позволила себе заплакать. В этот плач я вложила весь мой талант. Это было лучшее в своем роде исполнение. «Ты действительно гениальна», — восхищенно подумала я.

Отель «Раффлз» напоминал аквариум, который я видела в детстве. Я очень скучаю по тому времени. Моя первая экскурсия была на полуостров Миура, где и находился тот аквариум. Он был очень старый и белый. Внутри плавали большие усталые рыбы, между которыми вились стайки маленьких рыбок. Мелкие резвились и были похожи на идиотов.

Лонг Бар напоминал интерьер дома, какие строят на побережье Чиба. Кажется, именно в этом баре и родился знаменитый «Сингапур Слинг», который я впервые попробовала в четырнадцать лет в одном из кафе Синдзуку, что неподалеку от моего дома. За стойкой орудовал бармен, он приготавливал коктейли так быстро, словно жарил осьминогов, а потом наливал розоватую жидкость в стаканы, имевшие форму беременной женщины.

— На этой фотографии Сомерсет Моэм, — произнес бармен-китаец, когда мы вошли в просторный и прохладный Бар писателей.

Если бы этого бармена отделать так же, как того вьетконговца на фотографии Кария, он выглядел бы более по-человечески. Я не стала ничего заказывать у него. Когда я вижу ему подобных, не способных усидеть на одном месте, мне почему-то вспоминается Нанкинская резня.

— Это Герман Гессе, а вот там — Киплинг. Здесь запечатлен Джозеф Конрад, — продолжал китаец.

Зря он старался, я все равно ничего не заказала. Если бы я была последним китайским императором, то повелела бы закатать его в бочку с уксусом, как селедку.

— Простите, но…

Ну да, конечно, ты извиняешься… Ты думаешь, что тебя так все и извинят с твоими чертовыми «экскьюз ми» в заднице!

— Вы что, тоже писательница?

Ты когда-нибудь видел писателя, одетого с ног до головы в шелка, в черных очках, в шляпе, писателя, который может с одинаковым успехом контролировать свои слезные и потовые железы? Я актриса, болван.

Гид закончил все формальности и проводил меня в номер по галерее, окна которой выходили на пальмовый садик. Я решила, что какое-то время буду вести себя как провинциальная школьница, с трудом отличающая «Вуиттон» от «Дельво». Это было лучше всего на тот момент.

— Вот «Кеннедиз-сьют». Номер высшего класса. Рядом расположены комнаты, в которых любил останавливаться Сомерсет Моэм.

Ага, да, конечно…

— Здесь неоднократно гостила Ава Гарднер. Говорят, что однажды она забыла в постели свой чулок.

Моя затея сыграть школьницу окончилась полным провалом. А он выкручивается как умеет, этот гид. Надо же, приплел сюда и Аву Гарднер. Ава Гарднер, дочь садовника.

— Вы решили что-нибудь с обедом? — спросил гид уже в номере.

— Я устала. Пойду лягу, — ответила я с таким видом, будто вот-вот рассыплюсь, если кто дотронется до меня.

— Хорошо. Тогда я приеду за вами завтра, в девять часов утра.

При мысли, что он сейчас уйдет, со мной произошло что-то странное. Я почувствовала, как во мне прорастает нечто, словно из луковицы гиацинта. Мне стало непроходимо грустно. Я ничего не сказала, как будто не поняла его. Молчание — средство не из легких.

— Это слишком рано для вас? Может, лучше к десяти часам?

— Я все думаю, как это Эва Гарднер могла потерять свой чулок?

Я сказала это, чтобы прервать воцарившееся молчание. И при всем при этом я, кажется, переврала имя актрисы. Вот же растяпа!

Он меня правильно понял. Он умный и в придачу красивый парень, чтобы понимать еще больше. За это я одарила его своей фирменной улыбкой, одной из самых сложных в моем исполнении.

— Ну, быть может, она была рассеянной… или чулок у нее было столько, что одна-две потерянных пары…

Я ожидала увидеть в номере цветы орхидеи и на мгновение перестала обращать внимание на слова гида. Орхидеи… Ну да, конечно, Сингапур славится своими орхидеями.