Максим Михайлов - Дикие нравы

Из лагеря выходили еще затемно, причем затемно хорошо, утро только начиналось, даже по меркам диких обитателей джунглей, а уж для человека цивилизованного час и вовсе был неприлично ранний. Бледно-желтая луна огромным ярким блином висела над самым горизонтом, и в ее призрачном свете все окружающие предметы казались странными и непривычными, будто расплывающимися в вязкой туманной дымке. Легкий предутренний ветерок беспорядочно комкал поднимающиеся от джунглей и ползущие вверх по склону седые туманные космы. Побледневшие звезды таяли в светлеющей на глазах небесной сини, а восточный край горизонта уже вовсю наливался розово-алым, предвещая скорый восход солнца.

Бесплотными призрачными тенями десять белых и пятеро чернокожих молчаливой цепочкой скользнули по узкой вьющейся между утопающими в высокой траве валунами тропинке вниз с голого открытого всем ветрам плоскогорья к темнеющим вдали джунглям. Максим осторожно топал в середине цепочки, внимательно глядя под ноги, сейчас главной задачей было не оступиться на крутом склоне, не попасть ступней в укрытую травой выбоину или на непрочно лежащий камень. Для него это был первый выход в окружающие лагерь настоящие первобытные джунгли, и он невольно улыбался, предвкушая целое море впечатлений от встречи с подобной экзотикой. И то, стыдно кому рассказать, он уже месяц находится в самой загадочной и привлекательной для искателей приключений стране Экваториальной Африки, а настоящие джунгли видел лишь с борта легкой одномоторной «Сессны», доставившей его в лагерь вместе с очередной партией груза.

В тот раз он буквально прилип к окнам пилотской кабины пораженный грандиозностью расстилающейся внизу картины: весь окоем, куда ни глянь, был заполнен буйной зеленью тропической растительности, волнующейся, будто морские волны под легким, налетающим с маячивших вдалеке горных вершин ветром. Макс невольно почувствовал себя маленьким и слабым, одиноко затерянным среди этого колышущегося под дюралевым бортом легкого самолетика марева, лишь сейчас воочию увидев и осознав все величие древнего, оставшегося неизменным с того времени, когда человека еще и в помине не было на этой планете мира. И он сам, и вечно жующий жвачку пилот в соседнем кресле, и весь их самолет были просто невидимыми глазом песчинками на фоне бескрайнего леса поднявшегося здесь с изначальных времен и мрачно взирающего снизу на ничтожную серебристую стрекозу, нарушающую его сонный покой.

— Что проняло, братуха? — радостно осклабился пилот, толкнув его в бок согнутым локтем. — То-то же, это тебе не чахлые подмосковные рощицы, которые вы по недоразумению лесом зовете! Вот она Черная Африка! Можешь поздороваться!

— Да уж… — только и смог из себя выдавить потрясенный Максим. — Зрелище, конечно не для слабонервных… Как ты только здесь дорогу находишь?

Пилот разразился хриплым карканьем долженствующим означать смех и вместо ответа ткнул пальцем в мутную желто-коричневую ленту рассекавшей джунгли реки.

— Вот по ней и летаю, так чтобы была по правую руку. Да и привык уже, чай не первый год здесь. Думаю, и с закрытыми глазами мог бы рейс сделать!

— И как вам… тебе? — робко спросил Максим.

Пилот на вид был его ровесником, но держался с ним как-то покровительственно, будто ветеран с новичком, так что Макс никак не мог решить для себя, допустимо ли называть его на «ты».

— Что как? — не понял пилот.

— Ну, как вообще? Африка, работа, все…

— Дерьмо, — кратко отплюнулся через губу летчик, что-то высматривая в бегущих в каких-то паре десятков метров под ними верхушках деревьев. — Впрочем, как везде. Это ведь только кажется, что уехал в другую страну, а там другая жизнь. Ни хрена! Жизнь везде одна и та же — дерьмовая.

Макс покивал, в душе соглашаясь.

— Меняются лишь декорации, — неожиданно философски выдал пилот. — А пьеса идет всегда одна и та же.

Макс, пораженный такой содержательной мыслью, вдруг прозвучавшей из уст человека, о котором он уже составил для себя мнение, как о тупом и ограниченном наемнике, которого волнуют лишь размеры причитающихся ему выплат, взглянул на пилота внимательнее и поразился вдруг происшедшей в нем перемене. Уже ставшее привычным ехидно-глумливое выражение его небритой физиономии вдруг куда-то пропало, теперь рядом с Максимом сидел просто несчастный смертельно усталый человек, которому уже давно надоели и эти полеты, и Африка, и вообще вся эта, пусть полная экзотики и приключений, но такая бестолковая, раздерганная по кусочкам жизнь. Макс вдруг совершенно ясно понял, что пилот вовсе не его ровесник, а как минимум раза в два старше, просто наигранная бодрость в общении, легкость поджарой мускулистой фигуры и постоянно вертящиеся на языке высмеивающие окружающих словечки, создавали обманчивое впечатление молодого задора и брызжущей через край кипучей жизненной энергии, затмевая собой все остальное. Сейчас же, когда все искусственное, наносное исчезло, стали видны и глубокие по-стариковски печальные глаза, и частая сетка морщин вокруг них, и щедро расплескавшаяся в коротком ежике волос седина. Однако наваждение продолжалось недолго, летчик резко, будто отмахиваясь от чего-то невидимого, тряхнул головой и, громко прищелкнув языком, привычно криво ухмыльнулся.

— Дерьмо, дерьмом короче жизнь на африканском континенте у рязанского хлопца! Но помяни мое слово, то дерьмо, в которое вляпался ты раз в пять ароматнее моего. Я-то хоть основное время провожу в более-менее цивилизованном городе, а вот тебе теперь никаких жизненных удобств не видать до конца контракта. Плюс полный набор местных достопримечательностей от малярии, до москитов. Впрочем, все сам увидишь, все равно за час много не расскажешь, так что и стараться не стоит. Пусть сюрпризом будет!

Он, конечно, оказался прав, сюрпризов впереди Максима ожидало просто немеряно. Та Африка, в которую он попал совершенно не походила ни на то, что показывали по модным познавательным каналам, ни на прочитанное в книгах, ни на увиденное в кино и уж чего, чего, а неожиданностей, в основном неприятных вокруг оказалось с лихвой.

«Сессна» круто свалившись на нос, нырнула вниз к расчищенной от растительности полосе. По мнению Макса, имевшего правда довольно смутные познания в авиаделе, полоса была все же слишком короткой и какой-то несерьезной, в плане оборудования, просто утрамбованная и очищенная от растительности земля, ни тебе бетона, ни посадочных огней, ничего… Он сильно сомневался, что на такое импровизированное покрытие можно посадить самолет избежав аварии. Однако летчик оставался совершенно невозмутимым, и уже через несколько секунд крылатая машина с живостью кузнечика запрыгал по ямам и кочкам, резво направляясь прямо к стене исполинских деревьев, которыми заканчивалась примитивная взлетка.