Игорь Сахновский - Человек, который знал все

Безукладников. Да, я понял. Вы хотите знать, насколько далеко человек ушел от собаки. Я вас огорчу — почти ни насколько. В каком-то смысле собака даже впереди.

Бадди Хоуп. Вы имеете в виду, что мы видим мир еще более неправильно, искаженно?

Безукладников. Честнее будет сказать, что мы почти ничего не видим. От силы шесть процентов. Остальные девяносто четыре процента нам вообще не видны — мы просто не способны это видеть.

Бадди Хоуп. Так… А где находится эта огромная невидимая часть?

Безукладников. Здесь же и находится.

Бадди Хоуп. Прямо здесь?

Безукладников. Да, мы смотрим сквозь нее.

Бадди Хоуп. У нас вопрос из зала… Прошу!

Пожилой мужчина с косичкой (говорит очень тихо, неразборчиво).

…факультета философии Массачусетского университета… в Беркли… Из монографии о проблемах физического времени… наряду с биологическим и психологическим… позволяет рассматривать с точки зрения гипотезы Хью Эверетта. Но это никак не снимает проблему физического времени. Как вы относитесь к данной проблеме?

Бадди Хоуп. Вы что-нибудь поняли?

Безукладников. Я все понял, кроме одного. Зачем рассматривать в физическом плане то, что физически не существует?

Бадди Хоуп. То есть? Чего не существует?

Безукладников. Времени.

Бадди Хоуп. А что мы тогда называем временем?

Безукладников. Кому что нравится.

Бадди Хоуп. Мы же говорим не о вкусах?

Безукладников. Конечно. Но людям почему-то нравится думать о времени как об особой физической субстанции. На самом деле — это чисто условное, придуманное понятие. Никому ведь в голову не приходит изучать килограмм или дюйм как особые физические субстанции. Их придумали исключительно для удобства измерения. О времени можно сказать примерно то же самое — измерительный инструмент…

Бадди Хоуп. Простите, а что в таком случае измеряется секундами, часами, месяцами или годами?

Безукладников. Движение. Ну или, подробнее говоря, отрезки движения астрономических и прочих тел.

Бадди Хоуп. Ник, вас интересует физика?

Безукладников. До сих пор меня больше интересовала история.

Бадди Хоуп. А что у нас с историей?

Безукладников. Ничего нового. Одна большая уродливая фикция. В идеале ее нужно переписывать заново.

Бадди Хоуп. Вы имеете в виду новые трактовки, интерпретации?

Безукладников. Можно и без трактовок. Хотя бы достоверный рассказ, полная хронология событий. У нас даже этого нет.

Бадди Хоуп. Прежде чем мы прервемся для рекламы, я задам вопрос, который наверняка интригует большинство зрителей. Откуда к вам приходит информация? Что это за источник? Он внутри вас? Или… (делает выразительный жест обеими руками, якобы взывая к небесам).

Безукладников (сидит молча, опустив глаза и не двигаясь).

В кадре еще на секунду появляется лицо телеведущего, явно растерянное, за его спиной — фигура Безукладникова в странной кренящейся позе и невнятная суета вокруг. Музыка, рекламная заставка.

Конец записи.

Немного позже я узнал, почему Безукладников не смог ответить на последний вопрос, — он пребывал в глубоком обмороке.

From: Alexander Bezukladnikov

To: IFS

Subject: No subject

Игорь, добрый вечер!

Вы можете смеяться над моим «открытием», но я все же хочу поделиться. Оказывается, все люди лгут.

Не почти все, Игорь, а все! И я сам от себя не ожидал — насколько это грустно. И вообще удручает.

Даже не в том моральном смысле, что «врать нехорошо», а в простом физическом смысле — искажает, деформирует природу каждого из нас. Сначала ее невидимую часть, а потом — и видимую.

Я никогда особо не вникал в разницу между «истиной» и «правдой», как любят делать некоторые философы еще с античности. Помните такого грозного римского дяденьку в сандалиях, как он стоит на древнем солнцепеке и вопрошает у кого-то, чуть ли не у своей тени: «Что есть истина?» Так до сих пор и стоит, весь потный, и вопрошает. Очень запальчивый спорщик. Но, в сущности, почти все споры между людьми — о терминах, о словах, и только. А слова меньше всего заботятся об истине, только о себе… И получается, что «истина» (в кавычках или без) совершенно беззащитна перед словом. Она иногда хочет довериться ему — а слово соврет и недорого спросит.

Только это не значит, что «истина» вроде той дамочки, которая упорно ищет, кому бы ей правильнее отдаться. Скорее наоборот. Существуют вещи, о которых нам знать нельзя, существуют запреты на знание. Я, как любопытная Варвара, успел на них нарваться и потом десять раз пожалел, что задавал такие вопросы: потом валялся в обмороке то наедине с собой, то на людях, и голова — как взорванная.

Знаете, я только недавно понял, человек не может жить без тайны. Она для него как второй воздух. Когда уже «все ясно», жизнь заканчивается. Спасает разве что влюбленность. Но любая влюбленность держится на тайне, питается и дышит ею.

Если, допустим, меня угораздило по уши влюбиться в непостижимую в своей привлекательности женщину, я воспринимаю как счастливое откровение, как физическую милость — ее влажноватые подмышки, ее ступни в высоких босоножках, ямку между ключицами или вырез платья, оголяющий нежную раздвоенность. Ее манеру всласть обсасывать кофейную ложечку или вилкой распутывать салат, как кроссворд. Ее запахи — парфюмерные и животные. Ароматы модного бутика и зверинца.

Каждый ее жест, бессознательный, как у рассеянной ученицы, или, наоборот, выверенный перед зеркалом, даже манерный… По отдельности эти прелести у всех на виду, почти напоказ, а в целокупности — кромешная мучительная тайна. Не говоря уже об интимных повадках, маленьких укромных мыслях или движениях души, неотчетливых даже для нее самой…

А теперь представьте себе этот чудный кошмар, когда влюбленный человек знает о своей возлюбленной абсолютно все — вплоть до состояния кишечника! Вплоть до вороватой грызунковой корысти, в которой она сама себе не сознается. Он знает, что эти драгоценные пальцы, протянутые ему для поцелуя вместе с бокалом, только что скомкали бумажку, которой она вытерла себя между ног, помочившись в туалете, когда вышла из-за столика со словами: «Мне пора напудрить нос». Он знает, что как раз в эту минуту она стоит на пыльном базаре в Марракеше, наряженная в широченные грубые шорты защитного цвета, и свирепо торгуется со стареньким хозяином ювелирной лавки за цепочку из платины. Он уступит ей, отдаст почти даром. И я знаю уже сейчас, как эта блестящая металлическая нитка на ее левой щиколотке заставит меня сходить с ума.

И получается, Игорь, что «во многом знании» не только «много печали», но и всякая влюбленность заранее обречена.

С чего это я взялся цитировать Екклесиаста да еще договаривать за него? Совсем сбрендил от одиночества. В этом смысле меня уже можно сравнить с алкоголиком, которому не скучно и не страшно пить наедине с собой.