Вольфганг Хольбайн - Немезида: От полуночи до часа кошмаров

— Нет, — почти в истерике выдохнул я. В конце концов, смотрят не руками, а глазами. Мне совершенно не хотелось отдавать ей нож. Конечно, я все-таки отдал ей нож, но лишь через несколько секунд, когда преодолел свое странное внутреннее сопротивление. Мария взяла кинжал и начала осторожно поворачивать его в руке. Ее взгляд, которым она меня смерила, так мне не понравился, что я стремительно отвернулся и схватил скоросшиватель, который лежал на столе. У него внутри была целая дюжина пластиковых файлов, в которые были засунуты вырезки из газет, вырезанные из журналов иллюстрации и малюсенькие, испещренные мелким, почти не читаемым почерком записочки.

— Что ты там нашел? — полюбопытствовала Юдифь. Она встала на цыпочки, чтобы заглянуть мне через плечо.

Я не нашелся сразу, что ответить, а все продолжал листать скоросшиватель с растущим чувством растерянности. Большинство этих вырезок были старые, едва ли не старше нас самих.

— Какой-то нацистский вздор, — пробормотал Стефан. Он тоже стоял у меня за спиной, только ему не пришлось вставать на цыпочки, чтобы все увидеть. Он украдкой поглядывал на Карла. Тот не шевелился, а стоял с упрямо скрещенными на груди руками лицом к стене и так демонстративно разыгрывал скучающий и непонимающий вид, что это было даже смешно.

— Вот. — Стефан остановил мою руку, когда я хотел перевернуть страничку, и ткнул указательным пальцем в газетную заметку, которая была гораздо старше любого из нас. В заголовке неаккуратно вырванной из газеты заметки был виден имперский орел, держащий в когтистой лапе свастику. — Здесь говорится о том, что золото из концлагерей поступает в исключительное распоряжение СС.

Я поднял папку поближе к свету и напряг зрение, но все, что я смог различить, были строчки текста, напечатанные так мелко, да к тому же почти выцветшие. Этой газете должно быть лет шестьдесят, а то и больше.

— Ты сможешь это прочесть? — с сомнением спросил я.

— Нет, — ответил Стефан и опустил голову. Когда я, ничего не понимая, уставился на него, он широко ухмыльнулся. — Некоторое время назад была интересная серия публикаций о золоте нацистской партии. Кажется, они цитировали именно эту заметку. В газете «Шпигель» была напечатана фотокопия этой заметки.

— А ты что, этим интересуешься? — спросила Юдифь.

— А я в принципе всем интересуюсь, — ответил Стефан таким тоном, по которому невозможно было судить, толи он сказал это с пренебрежением, то ли с удивлением. С очевидно коварным выражением лица, сделав кивок головой в сторону Карла, он продолжал: — И, кажется, не только я.

Карл ответил ему скучающим взглядом, который выглядел весьма убедительно. Стефан взял скоросшиватель из моих рук и, листая в нем, с видом учителя, гордого своими познаниями, продолжал:

— Здесь есть документы о том, что стоматологическое золото хранится в имперском банке в Берлине, а вот статья о том, как в 1945 году сокровища нацистов во время ночной операции были вывезены из Берлина.

Он продолжал листать дальше и комментировал сообщения о золоте нацистов, спрятанном в горнорудных шахтах в Баварии или в старой баварской крепости, о том, что оно утонуло в озерах, спрятано в горах или просто где-то закопано. Новые и новые заметки были наполнены шокирующими сведениями о том, как, например, украденные золото, драгоценности и деньги использовались для того, чтобы продолжить тайные нацистские исследовательские проекты после падения Третьего рейха, и о том, как в последующем были использованы нацисткой верхушкой, чтобы обеспечить так называемое бегство крыс с корабля — организованный маршрут через несколько монастырей на Севере Италии, через которые некоторые влиятельные нацисты были переправлены в Южную Америку, что, несомненно, должно было стоить им всего их награбленного состояния.

— Да, все это, конечно, интересно, — сказала Юдифь, — но что, собственно, эта пакость здесь делает?

— Вообще-то она сочетается с кинжалом, — сказала Мария.

— А что, кинжал тоже времен Третьего рейха? — спросила Юдифь.

— Это кинжал с символикой Наполы, — сказала Мария. Поймав наши непонимающие взгляды, она пояснила: — Напола курировала политические учебные заведения — элитные школы. Такие кинжалы раздавались ученикам специальных гитлеровских школ. Это их девиз написан на лезвии.

— А ты, я смотрю, неплохо осведомлена об этом, — мрачно резюмировал Стефан. — И не только об этом.

Видно было, что Мария стушевалась после этого его замечания, но сразу же после этого на ее лице появилось совершенно неожиданное выражение упрямого протеста.

— Вообще-то я всегда очень интересовалась историей, — сказала она, защищаясь.

Мне показалось, что она как будто бы оправдывается в своей осведомленности. Желая ее подбодрить, я улыбнулся ей, но она не ответила мне, может быть, вообще не заметила, продолжая нервно крутить кинжал в руках.

— Ну что ж, теперь перейдем к вам, — проговорил Стефан, оборачиваясь к Карлу, который так плотно прижался к стене, как будто хотел в ней раствориться. Он вздохнул. — Долго ли вы собираетесь еще играть в эту глупую игру, или все-таки мы сойдемся на том, что весь этот хлам принадлежит вам? Мне кажется, мы потеряли здесь уже достаточно времени.

Несколько мгновений Карл колебался, затем, наконец, неохотно кивнул.

— Да. Это так. Это… мои вещи.

Он мог бы все отрицать. В конце концов, нам не попалось ни его личная сумка агитатора, ни какие-либо его личные вещи, которые бы бесспорно доказывали, что эта странная комната-мастерская в подземелье монастыря принадлежит ему. У нас не было никаких конкретных фактов, которые говорили бы против него. Кинжал, письменный стол, газетные заметки — все это с таким же успехом могло принадлежать фон Туну, что вообще-то казалось гораздо более вероятным. От этого фон Туна всего можно было ожидать, кроме одного — что он окажется скромным поверенным в адвокатской конторе, за которого он себя выдавал. Он не только появился здесь для того, чтобы оказать последнюю услугу своему покойному работодателю, но он был также неотделим от этих богом забытых руин, как медная зелень от водосточного желоба. После всего, что я пережил за последние часы, я бы скорее удивился силе характере такого пожилого человека, как фон Тун, который устроил себе, просто ради развлечения бюро, в которое можно проникнуть только через тайный подземный ход, для того чтобы собирать там экспонаты военного и послевоенного времени. У меня на его месте, несомненно, не хватило бы мужества на такие занятия, так как я уже сейчас был на грани легкого помешательства. Если этот странный подвал и не был местом для времяпрепровождения фон Туна, то на месте Карла я как минимум стал бы утверждать, что это так и есть, потому что старик умер или вот-вот умрет где-то в подземелье, куда нет доступа, и уже не сможет защищаться. Во всяком случае, Карл мог бы так поступить.