Вольфганг Хольбайн - От часа тьмы до рассвета

Этим мальчиком был я.

— Я не хочу иметь дело с этим типом, — выпалил ребенок, которым был я, отрицательно мотая головой. — Его ничуть не огорчило, что они сделали с тобой. Он забыл тебя. Он просто жил дальше, как будто ничего не случилось.

— Он не мог иначе, — попыталась смягчить его Мириам. — У него украли все воспоминания. Ведь это сделал доктор, правда? Врач-психиатр. Он построил высокую стену от воспоминания о тебе. Подойди, дай Франку руку. Вам нужно помириться.

Мальчик состроил гримасу.

— Он может ждать сколько угодно, пока я что-нибудь для него сделаю. Он просто сбежал, он просто трус. Это он позволил этому дурацкому доктору воздвигнуть эту стену.

Мириам пожала плечами.

— Он иногда такой упрямый, — сказала она. — Прямо как ребенок…

— Я не ребенок! — проворчал подросток.

Я не знал, что делать. Я оставался в тени свода ворот — это все происходило только в моем представлении, но было так живо. А остальное было нереальным. Кроме того, я вовсе не был уверен, хотел ли я на самом деле воссоединиться с этой частью моих воспоминаний. Этот черствый двенадцатилетний мальчик, который стоял теперь передо мной и смотрел на меня, был жестокий убийца! Он убивал людей, и его совершенно не трогало, что при этом происходило. Почти два десятилетия он ждал мести и не повзрослел.

— Если ты не примешь его, то ты никогда не победишь его, — уговаривала меня Мириам. Она шептала каким-то испуганным шепотом, как будто боялась, что мальчик поймет то, что она сказала.

— Это абсурд! — громко выкрикнул я. — Я… я схожу с ума!

Мой крик спугнул видение двора и мальчика. Мой внутренний глаз снова закрылся, и я опять оказался в моей больничной палате. Я отключился от безумных галлюцинаций, которые отняли у меня много сил и, мигая, вернулся к реальности.

Мигая?!

— Франк! Приди в себя! — услышал я чей-то крик. Я открыл глаза. Рядом с моей каталкой стояла Элен. — Быстрей, — требовательно шептала она. — Нужно сматываться отсюда. Я помогу тебе встать.

Что же это случилось? Я уже умер? Я испуганно посмотрел на монитор, на котором в эту секунду я как раз прошмыгнул на кухню. Значит, времени оставалось совсем немного.

— Франк! — шипела Элен. — Черт возьми, помоги же мне! Я не могу сама поднять тебя. У меня разойдутся швы на животе, если я попытаюсь тебя поднять.

Я удивленно повернул голову. Зажимы для век были убраны, широкие кожаные ремни были развязаны. На маленьком столике на колесиках рядом с каталкой лежал шприц со смертельной инъекцией. Элен стояла сбоку от меня и держалась рукой за каталку, а другой поддерживала себя в низу живота. Кожа ее была белая как мел, а на лбу блестели огромные капельки пота. Казалось, она страдает от сильной боли.

— Что ты здесь делаешь? — вяло спросил я. Я чувствовал себя невероятно слабым — ведь мою кровь последние часы постоянно разбавляли физраствором с обезболивающими и успокаивающими средствами.

— Я хочу вывести тебя отсюда, идиот! — выпалила Элен и скорчила гримасу боли. Должно быть, даже говорить ей было очень больно.

Я недоверчиво уставился на нее. Мог ли я ей доверять? Конечно, она освободила меня от кожаных оков, а также от игл и электродов, что я только что с благодарностью заметил. Но и это могло быть частью нового плана сумасшедшего профессора. Может быть, он вовсе не собирался меня убивать, а только хотел провести эксперимент, чтобы посмотреть, что я буду делать, испытывая страх смерти? Этот профессор царил в этой клинике, как кайзер в Колизее в Риме, и Элен, возможно, была лишь новым гладиатором, которого он выставил на арену против непредсказуемого чудовища, чтобы развлечься, наблюдая это единоборство.

— Почему ты помогаешь мне? — недоверчиво спросил я и покосился на вентиляционную решетку, про которую я знал, что там скрывается объектив камеры. И даже если Элен была здесь не по поручению профессора, я мог не трудиться выбираться отсюда, потому что долго это не продлилось бы, и рано или поздно сюда явится какой-нибудь персонал клиники, который выведет Элен и снова привяжет меня к моей каталке. Мой взгляд упал на шприц с ядом на туалетном столике.

«Элен помогала убить Мириам, — возник голос из подсознания, но это был тот голос, который раньше был мне чужим, звук которого я еще никогда не слышал, хотя он казался мне очень знакомым. Это был голос моих утраченных воспоминаний, голос того ребенка, которого я оставил в крепости Грайсфельден! — Предоставь это мне, — просил голос, — и я выведу тебя отсюда».

— Ну пошли! — Элен взяла меня за руку.

Фильм на мониторе закончился, и он, блеснув, выключился. Должно быть, это тот самый момент, когда я должен был умереть. По моей спине струился холодный пот, как будто я слышал, как тихо гудит инжектор. В том месте, где несколько минут назад находился шприц, выдвинулась колба.

Элен пришла, чтобы спасти меня, — более исчерпывающего доказательства она не могла мне представить. Я обязан ей жизнью. Я должен защитить ее от того охваченного жаждой мести подростка, который сидит внутри меня, но для этого мне нужно расстаться с ней. В любой момент эта часть моего Я могла взять контроль над всем моим существом. Я не должен допустить больше никаких убийств! Я никому не хочу больше причинять вреда — я никогда этого не хотел!

— Беги от меня! — тихо сказал я. — Я — убийца.

Элен уставилась на меня непонимающим взглядом широко раскрытых голубых глаз. Ее голова была непокрыта, обнажая растрепанные рыжие волосы, и одета она была в простую ночную рубашку, на ногах ничего не было, она выглядела ровно так, как будто только что поднялась с больничной койки. Молодая врачиха уперла обе руки в бока. Из-за боли она не могла держаться прямо и сгорбилась.

— Мы должны остановить Зэнгера, — выдавила она с заметным трудом. — В любое мгновение может быть слишком поздно.

— Она лжет! — раздался знакомый голос от входа в палату, и только этот голос принес с собой волну тепла и успокоения в мое сердце. В дверном проеме стояла Юдифь. На ней тоже не было ничего, кроме ночной сорочки, и волосы ее были спутаны. Она быстро и тяжело дышала, как будто за ней гнались. — Она часть эксперимента, — заявила она.

Я снова посмотрел на шприц. Элен спасла мне жизнь.

— Она фанатичная последовательница Зэнгера и его идей, — продолжала Юдифь. — Разве тебе не показывали съемку, на которой она добровольно разрезала себе живот? Насколько безумной нужно быть, чтобы проделать нечто подобное?

— Она лжет! — задыхаясь, выпалила Элен с перекошенным отболи лицом. — Они заставили меня! Они хотели удалить мои яичники, а что будет со мной, им было все равно! Я для Зэнгера только кусок мяса, и ничего больше! У меня опухоль в мозгу, так же как и у всех остальных. Их интересует только мой генетический материал, так же как и твой. Когда они оперировали тебя, они удалили тебе яички, Франк.