Алексис Леке - Хроника обыкновенного следствия

— Вам известно, что вскрытие установит точную причину смерти?

— Может быть, да, господин следователь, а может быть, нет.

— Закончим на сегодня. Я вызову вас, как только получу результаты вскрытия и в зависимости от этих результатов. Вы хотите что-нибудь добавить?

Он смущен, готов что-то сказать. Но его колебания долго не длятся. Он берет себя в руки, подписывает протокол, составленный мадам Жильбер, не читая и даже не глянув на него, затем выходит в сопровождении охраны.

Некоторое время я продолжаю сидеть за столом, мысленно вспоминая, как развивалось дело. Целая череда странностей и противоречий. Не считая еще не поступившего отчета эксперта. Я подозреваю, что психиатр попал в расставленную обвиняемым ловушку, что с экспертами случается довольно часто, когда приходится сталкиваться с более умными клиентами, чем они сами. Поступки сумасшедшего, которые разоблачает человек спокойный и уравновешенный? Эксперт, похоже, ждет, что у обвиняемого начнется характерный приступ безумия, чтобы снять все сомнения, но я понимаю всё иначе. Мне нужен этот доклад. Я отказался от того, чтобы составить собственное мнение. Мне нужно решение постороннего специалиста…

Несмотря на вчерашний вечерний звонок, прокурор не смог принять меня утром. Он ждет меня в кабинете в три часа дня. У него недовольное лицо. Снова на столе лежит доклад о вскрытии Электры — я узнаю его по желтой обложке. Но он, похоже, толще, чем в прошлый раз. Может, мне кажется.

— Боюсь, что вчера был слишком оптимистичен, мой дорогой, — сразу произносит он.

Я молчу, но пытаюсь придать физиономии столь же угрюмое выражение, что и у него. И чувствую, мне это удается без труда.

— Доклад… был не так полон, как я считал. Вы знаете нашего нового медэксперта?

— Которого?

— Ну этого, последнего, маленького гения, о котором все говорят…

— Да, конечно.

— Ему пришло в голову провести тщательный анализ земли с черепа… жертвы, и он наткнулся на кое-что странное. Земля вроде не относится к тем, что встречаются в округе. Точнее, она смешана в определенной пропорции с искусственными удобрениями, предназначенными для использования в бытовых условиях, эта земля из цветочного горшка.

— Значит, ей по голове ударили цветочным горшком?

— Нет, у нашего Шерлока Холмса иная идея — носок или чулок, что-то длинное, набитое землей могло послужить в качестве дубинки.

— Значит, ее ударили, когда она висела?

— Нет, она потеряла сознание от удара, поскольку, похоже, пришла в себя, когда её… вздергивали.

— Понятно.

— И тут мы подходим к главному в рассуждении нашего медэксперта. Этот молодой врач — автор известной работы о разрывах сухожилий и мышц. Он неоднократно наблюдал у множества повешенных, что мышцы шеи и сухожилия рвутся, надрываются и растягиваются по-иному в зависимости от того, что тело или… жертва бросается сама с лестницы, со стула или даже с табурета. Скажем так, отношение между растягиванием и разрывом волокон в каждом случае разное. Так мне сказали.

— Значит, было убийство, — твердо говорю я.

— Да, было убийство. Всё говорит об этом. Слишком мало разорванных и надорванных волокон. Следователь Брийар, получив результаты, сообщил мне о намерении предъявить два обвинения.

— Моей жене и её клиенту?

— Да. Я этим очень огорчен. Вы понимаете, что таким образом ваша жена соучастница, но это еще не говорит о её виновности…

— Я сам следователь, господин прокурор.

— Простите меня, — сказал он, пожимая мне руку. — Все это так неожиданно, так ужасно, так невероятно… У меня в голове все перепуталось. Чтобы такое произошло у нас…

Это еще хуже для него, и я понимаю его. Он разозлен на своего слишком блестящего медэксперта…

— Эти дураки снова арестовали Ханса! — сообщила мне растрепанная Эмильена.

— Ханса?

— Да, моего клиента!

«Наш» уже стал «мой». О бедняге Электре уже забыли. Неужели только я и Брийар будут еще помнить о ней?

— Я только что видел прокурора, — говорю я. — Следователь вскоре предъявит обвинение и тебе. Медэксперт установил, что было убийство. Электру убили.

— Неправда! — кричит Эмильена.

— К несчастью, правда. Все свидетельствует об этом. Не буду утомлять тебя деталями.

— Но кто же это сделал?

— Следователь считает, что это сделали вы с голландцем.

— Но почему? Почему? Зачем нам было это делать?

Она в растерянности хватается руками за голову.

— Ты требуешь от меня слишком многого. Хочешь что-нибудь выпить?

Она пожимает плечами и ходит по комнате кругами. Странно, что она перестала подозревать меня. Однако именно сейчас самый подходящий момент вспомнить о своих подозрениях. Быть может, она никогда всерьез не считала, что я могу убить Электру. В конце концов, она придет к этому. Чуть раньше, чуть позже… Полицейские явятся с обыском завтра. Когда адвокат скажет ей о том, что земля из горшка с геранью идентична той, которой оглушили Электру, или найдут грязный (или выстиранный) чулок, на котором остались частички этой самой земли… Тогда она поймет.

Я соображаю, что прокурор, сообщив результаты вскрытия, дал мне возможность действовать. Только я, хороший муж, могу высыпать землю из горшка или сжечь все чулки Эмильены… Хороший муж поступит именно так, чтобы уничтожить улики. А разве я не идеальный образец хорошего мужа?

Потом понимаю, что мысли прокурора были еще тоньше, — он дал мне право на выбор. Мне решать, либо я раз и навсегда избавляюсь от Эмильены (только ничего не трогать, словно он ничего мне и не говорил), либо отделываюсь от улик, чтобы сохранить Эмильену.

Странно, думаю я, наблюдая, как она в истерике мечется по гостиной. Наконец я добился желаемого. Стал абсолютным хозяином её судьбы, а одновременно и своей. Однако я далеко не удовлетворен. Во всём этом есть что-то незавершенное. Быть может, от того, что она не знает — пока, — с какой легкостью я могу уничтожить или спасти её, а когда узнает, будет уже поздно.

— Что со мной станет? — бормочет она, как бы подтверждая мои мысли. — Что со мной станет? Безумие! Безумие! А ты смотришь на меня и ничего не делаешь! Боже, что мне дает то, что я замужем за следователем!

— Если ты вышла за меня замуж с целью безнаказанно совершать преступления, — я буквально шиплю, — лучше было бы стать женой мафиози или адвоката по грязным делам.

— Прости меня, — говорит она униженно (она перестала быть сама собой), — ничего не знаю, ничего не понимаю… Ты должен мне помочь, Жан. Помочь понять. Я знаю, что не убивала, как, впрочем, и Ханс… Кто-то другой… Вор, бродяга… Не знаю. Твоя профессия видеть, что люди лгут, а ты видишь, я говорю правду!

— К сожалению, и я не безгрешен, — мой голос печален. — А с тобой я уже давно не знаю, чему верить… Но факт есть факт — мне не очень понятно, зачем тебе надо было убивать свою подругу…