Алексей Яковлев - Астральный летчик

— Ну как, кавказские пленники, не укачались? — Он ткнул жирным пальцем в Алика: — Переоденешься, дорогой, зайдешь, поговорим.

«Папа» был весел и доволен. Чен помог ему подняться по трапу на причал. По причалу от берега к катеру подходил седой человек. С двумя автоматчиками.

— Петрович! — крикнул ему «папа».— Переодень гостей. Старшего ко мне. Младшего в морг.

Петрович ловко спрыгнул с высокого причала на качающийся на волне катер. Спустился в твиндек и снял с обоих пленников наручники. Потом выставил их у рубки. Руки на крышку рубки, ноги шире плеч. Быстро и профессионально обшмонал.

Моргом называлась узкая холодная комната без окон в цокольном этаже здания. Со скрипучей железной дверью. С синей лампочкой под потолком. Комната обложена была белым кафелем. По стенам стояли два медицинских топчана с крутыми изголовьями. Топчаны застелены желтоватой клеенкой в несмываемых ржавых пятнах. В углу — два синих кислородных баллона. В этой комнате Андрюша и Алик переоделись в полушерстяные тренировочные костюмы «Reebok», изношенные кроссовки той же фирмы. Андрюша подошел к двери, прислушался, отошел в простенок и подозвал Алика. Когда тот подошел, Андрюша достал из-за спины ТТ. Подмигнул.

— Как он его не заметил? — шепотом спросил Алик и взял пистолет.

— Я его в плавки спустил, — подмигнул Андрюша, — а старый пень по бедрам и по спине шарил.

«Везет дуракам, — подумал Алик, — а если бы седой нашел?» — и взял пистолет у Андрюши.

Заскрипела дверь, и Алик тут же убрал ТТ за спину. Вошел Петрович. Ни слова не говоря, кивнул Алику на дверь.

— Подожди, Андрюша, я скоро,— бодро сказал Алик.

Петрович только мрачно посмотрел на него.

Огромный дом был совсем пуст. Поднимаясь по узким служебным лестницам, вышли наконец в просторный холл. Даже в темноте сверкал паркет. Петрович подошел к двустворчатой дубовой двери. Стукнул по бронзовой сверкающей ручке в виде львиной лапы. И отошел. За дверью «папа» разговаривал с кем-то по телефону. Похоже, горячо оправдывался, но слов его было не разобрать. «Папа» в последний раз в чем-то горячо заверил собеседника, и дверь открылась. Открыл ее Чен. Пригласил Алика в кабинет:

— Зайдите, пожалуйста.

И Петровичу делово:

— С волчонка глаз не спускай.

«Папа» уже успел принять душ. Ходил по кабинету в длинном шелковом халате. Румяный, возбужденный. На ходу затягивался «Мальборо». Он даже не взглянул на Алика. Чен показал Алику глазами на черное кожаное кресло. Показал и ушел. В узкую дверцу за письменным столом в тон дубовой панели, обрамлявшей просторный деловой кабинет с компьютером у окна, с факсом на журнальном столике, с эскадроном телефонных вертушек на широком столе.

«Папа» в своем зеленом роскошном халате с огнедышащим драконом на спине, казалось, попал в этот строгий кабинет случайно. Забежал на секунду из предбанника фирменной сауны и сейчас уйдет обратно, дальше ловить кайф. Но он не уходил. Упруго бегал по ворсистому ковру, на ходу роняя пепел. Наконец остановился у стола. Открыл верхний ящик, достал блокнот. Черкнул в нем что-то. Нажал кнопку селектора. Хмуро приказал:

— Через полчаса машину к подъезду.

И только тогда сел за стол, тяжело вздохнул и распустил полные губы. Он был здесь абсолютным хозяином, и роскошный халат ему нисколько не мешал. Он был настолько хозяин, что имел право появиться в своем кабинете хоть голый. Ничто не умаляло здесь его хозяйских прав. Он вынул из бокового ящика свежее вафельное полотенце, промокнул взмокшую лысину. Бросил полотенце обратно в ящик, как в бельевой шкаф. И только тут заметил, что за ним уже давно с интересом наблюдает Алик. Он откинулся лысиной на высокую спинку хозяйского кресла, спросил, прищурившись:

— Так ты, говоришь, был вместе с Ольшанским в больнице?

— Был.

— Говорил он с Ланой?

Алик сделал вид, что не понял. «Папа» ему объяснил:

— С Марининой матерью он в больнице разговаривал?

Алик пожал плечами:

— А это важно?

— Для тебя нет, — отрубил «папа» — так говорил он с матерью?

Алик сочувственно покачал головой:

— Кажется, говорил.

«Папа» помассировал лысину. Ему явно не понравилось, что Ольшанский разговаривал с Марининой матерью. А Алик с сожалением подумал: «Зря я не успел поговорить со Светланой».

— Так как тебя зовут? — угрюмо спросил «папа».

— Алик.

— Александр, что ли? — уточнил «папа».

— Саша — это другой,— напомнил ему Алик.— А я Олег… Если хотите.

— Тебя я не хочу, мне срочно нужен Саша. Срочно. — И «папа» пододвинул к себе телефон.

— Давайте сразу договоримся,— поставил вопрос ребром Алик, — сначала предоплата — деньги на стол, и Ольшанский ваш.

«Папа» постучал по столу розовыми пальцами:

— Видишь ли, обстоятельства несколько изменились. — Он неожиданно сменил тон. — Слушай, Алик! А во сколько ты оцениваешь свою жизнь? Реально?

Алик подтянулся на подлокотниках мягкого кресла, сел собраннее.

— Как всякая жизнь, она бесценна.

— Ерунда! — рассердился «папа». — Как всякий товар, она имеет свою цену. И цена эта меняется в зависимости от обстоятельств. Бывает, что жизнь не стоит и ломаного гроша. — И «папа» улыбнулся.

— Вы считаете, что я как раз в таких обстоятельствах?

— Хочешь продать Ольшанского за сто тысяч баков, так?

— Так, — кивнул Алик.

— Я бы заплатил тебе, честное слово, — уверил Алика «папа», — если бы твоя собственная жизнь ну хоть что-то стоила. Сейчас ты у меня в руках, и для меня она не стоит ничего. Я могу тут же позвонить генералу Калмыкову и отдать тебя им просто по дружбе. Настолько ты мне не интересен. Но… Я отпущу тебя на все четыре стороны, если ты скажешь мне, где сейчас находится Саша.

— Бесплатно? — осведомился Алик.

— Ты плохой коммерсант, — пожалел его «папа», — давай вместе считать. Ты просишь за Сашу сто тысяч. Так?

— Так.

— Это когда твоя жизнь чего-то стоит. Сейчас она стоит ноль. Любая сумма, умноженная на ноль, равняется чему?

— Нулю, — вспомнил Алик.

— Правильно, — подтвердил «папа», — сейчас ты на голом нуле. Но… Я дарю тебе твою жизнь за Сашу. Его ты оценил в сто тысяч. Ну так сколько же стоит мой скромный подарок?

— Сто тысяч? — улыбнулся Алик.

— Молодец! — «Папа» даже хлопнул в пухлые ладошки. — Я плачу тебе сто тысяч за то, что для меня не стоит ни гроша. Ты оценил мою щедрость?

— Как интересно…

«Папа» встал из-за стола. Потушил верхний свет и поднял белые жалюзи на окне. Внизу в сиянии луны волновался залив. Шумели прибрежные сосны. По кромке берега шли два темных силуэта с собаками. «Папа» подошел к противоположному окну. И на нем поднял жалюзи. Темный массив леса сливался с низкими рваными облаками. Под ветром мерцали фонари на сторожевых вышках. «Папа» глядел на эту мрачную красоту, засунув руки в карманы халата. Упрямо склонив крутой лысый лоб.