Итан Блэк - У Адских Врат

Тед — новичок в плохо финансируемой конторе мистера Йорубы, скоплении уютных клетушек на восемнадцатом этаже здания ООН. На пробковой доске над столом Теда, рядом с фотографией Кандейс, прибиты схемы контроля за контрактами по зерну, тетрациклину, энергосберегающим дровяным печам, радиоприемникам на батарейках, канистрам, велосипедам, водоочистным таблеткам, учебникам и консервированной фасоли.

— Вы бухгалтер? — Индиец перекрикивает ревущие двигатели: «Антонов» попадает в воздушную яму и теряет пятьсот футов высоты.

— Откуда вы узнали?

— Я изготовляю окна. Я — друг генерала Айвада, потому и попал на этот рейс. Надеюсь, когда война закончится, я получу контракты на стекло в этих краях. Надо будет сменить много окон.

Тед также знакомится с улыбчивым соседом справа — пожилым, но удивительно стильным парижанином в элегантном синем пиджаке и рубашке с расстегнутым воротником. Седовласый, загорелый Реми Трюэль представляется: «Я друг Мохаммеда Айвада. Консультирую его по инвестициям в Европе».

— Инвестициям — во что? — спрашивает Тед. Сердце колотится быстрее.

— Акции. Облигации. Генерал владеет банановыми плантациями. Этот легальный доход направляется на север. Если мирный договор будет подписан, он, возможно, переедет в Париж, — подмигивает Трюэль. Тед понимает это так: если мирный договор будет подписан, Айвад сбежит.

«И я должен работать в одной упряжке с этими типами?»

Самолет начинает снижаться. В главном аэропорту Могадишо приземлиться невозможно, говорит индиец, его разбомбили. Но Айвад контролирует небольшой частный аэродром, который обычно используют для перевозки ката — легкого наркотика, который помогает расслабляться уставшим от войны жителям Могадишо (еще один «легальный» источник дохода, который Трюэль помогает выгодно вложить).

— Появилось столько новых способов прятать наличность, — вздохнул тогда в Нью-Йорке мистер Йоруба.

Повернешь на углу направо — и жизнь поползет по прежней колее. Поверни налево — и ты в журнале «Пипл».

— Вижу, вас интересует поиск кладов, — произносит индиец, заглянув через плечо Теда в лежащую у него на коленях книгу.

— Да. Этот корабль, «Гусар», затонул в Нью-Йорке в 1780 году с грузом золота и произведений искусства.

— Искусство — дорогое удовольствие, — замечает индиец.

— Я просто читаю об этом.

— Как печально — не иметь возможности позволить себе то, что любишь.

Самолет заходит на посадку. Внизу грунтовая взлетно-посадочная полоса, обсаженная изувеченными пальмами, и грузовики «тойота», в которых сидят какие-то оборванцы и стреляют в воздух — но не по самолету. Когда открывается люк, Тед выныривает на яркий свет, навстречу стрельбе и воплям одетых в черное женщин с закрытыми покрывалами лицами.

Неужели всего сорок восемь часов назад он ехал в поезде линии № 7?

Молодой Тед и вообразить не мог, что такое существует на самом деле.

Его захлестывает волна неожиданной радости.

«Ха, да это забавно!»

Десять лет спустя — в клубе «Форест-Хиллз» — Конрад Воорт показывает новое удостоверение в Теннисном центре Открытого чемпионата США, и охранник пропускает его через турникет в оживленный круговорот людей. Затаившаяся в душе ярость кажется живым существом. Оно словно кормится демонической энергией толпы, усваивает, использует ее.

— Знаешь, в чем разница между досье, которые собирают копы, и теми, которые собирают репортеры? — хвастается по спутниковой линии Камилла. Полицейские наблюдают за толпой, вытекающей из автомобильных стоянок, подземки, Лонг-Айлендской железной дороги. Охранники внимательно осматривают дамские сумочки, рюкзаки, поясные кошельки, чехлы от биноклей. Отбирают бутылки. Копы уже не верят, что прозрачная жидкость — это просто вода.

«Я не вижу Микки. Он должен бы следить за мной».

— Вы собираете досье на тех, кто арестован. А мы — на тех, кого обвиняют, — смеется она.

Голос Камиллы звучит отчетливо. Вероятно, она звонит из помещения: с одного из двух стадионов, из ресторана или палатки с развлечениями. Воорт спрашивает у охранника, где найти администрацию. Тот указывает на нижний этаж главной арены.

— Мастерица намеков. Вот ты кто, — говорит Воорт.

— Пять лет назад программа «Вот так история!» интересовалась Стоуном, но потом забросила эту идею. Режиссер ушел с телевидения. Сейчас он управляет магазином велосипедов в Массачусетсе. По словам моей подруги Мелани — она работала в Ассошиэйтед Пресс, — он так и не рассказал, что случилось. Просто уволился.

— А почему Эн-би-си вообще заинтересовалась Стоуном?

Помехи.

— Камилла?!

— Здесь. Я тебя слышала. Его имя всплыло по ходу поиска компромата. Все началось с интереса к гуманитарной помощи ООН. Ты только подумай. — Она возбуждена, как режиссер, раскопавший сенсацию. — За шестьдесят лет в ООН никогда не было такого скандала. Ведь выделялись миллиарды! Вовлечены сотни правительств! Диктаторы, военачальники, ворующие правительства в дюжине стран. И при этом ни разу ни одного громкого, гласного мошенничества? Ну да, как же.

Воорт протискивается по пандусу на главный стадион. Люди здесь выглядят старше, чем толпа на стадионе «Ши», где у него свое постоянное место. Он находит табличку, указывающую направление к администрации чемпионата, где, надо надеяться, кто-нибудь подскажет номер ложи Теда Стоуна.

— Давай о Теде Стоуне, — говорит он Камилле.

— Согласно основной теории, никто не поднимает шум из-за коррупции в ООН. Страны-доноры не хотят наживать врагов. Бедные страны боятся отпугнуть доноров. Помощь ООН — это подаренные деньги. Они не обязаны эффективно работать. Никто не хочет раскачивать лодку. Имя Стоуна упоминалось в связи с продовольственной помощью, которую, вероятно, перепродавали втридорога.

Воорт чувствует, как ускоряется пульс — обычный признак, что расследование принесло плоды. Он не слишком понимает, как можно увязать рассказ Камиллы с кладом в гавани, но, как говаривал папа: «Когда люди начинают нарушать законы, они уже не могут остановиться. И заходят слишком далеко. Жадность — страшная сила. Всегда помни: Аль Капоне попался на уклонении от уплаты налогов, а не на убийстве».

— Камилла, в чем предположительно была роль Теда Стоуна?

— Вот тут никто ничего точно не знает. И доказательств нет.

— Ну что ты словно хвост по частям отрезаешь? Хочешь, чтобы я выпрашивал каждое слово?

— Послушай, я торчу здесь. Одна. Единственное развлечение — помучить тебя. И помни, мы обсуждаем слухи, а не обвинения. — Она держит паузу. С Камиллой даже простой разговор превращается в телешоу. — Когда следствие добралось до Стоуна, свидетельницу и троих ее детей ликвидировали.