Кен Бруен - Убийство жестянщиков

— Мотор у него в порядке.

Открыл дверь и закинул туда мою сумку. Приблизился певец в белом, поздравлявший меня с возвращением, и спросил:

— На чашку чая не дадите, сэр?

Я протянул ему диск. Он удивился:

— Что это такое, мать твою?

— Новинка.

Меня арестовали в первый же вечер в Хидден Вэлли. Приехали они часиков в восемь, разбудили от крепкого сна. Я заснул перед камином.

Хидден Вэлли — небольшая возвышенность между Проспект-Хилл и Хедфорд-роуд. Тихое райское местечко в сошедшем с ума городе. С холма просматривается Лох-Корриб, и вы начинаете думать о детях, которых у вас никогда не было. За поворотом причал и магазины Роше. Дом современный, три этажа и подвал. И не поверите: деревянные полы и каменный камин. Полностью меблирован — тяжелые шведские кресла и диван. Даже книжные полки заполнены.

Трубочист сказал:

— Холодильник и морозильник полностью загружены. В буфете выпивка.

— Вы меня ждали?

— Мистер Тейлор, мы всегда кого-то ждем.

— Понятненько. Налить вам что-нибудь выпить?

— Нет, мне пора уходить.

Однажды мне попалось на глаза письмо Уильяма Берроуза [2] Барроуз Уильям Сьюард — американский писатель, очеркист, автор произведений о жизни наркоманов. — Примеч. ред . Аллену Гинсбергу:

В первый раз меня арестовали, когда я шлялся по берегу. Предполагалось, что я прибыл на бальсовом плоту из Перу с молодым парнишкой и зубной щеткой. (Я путешествую налегке, только самое необходимое.) Однажды вечером отставной капитан обнаружил меня в холле, сидящим после шести ампул долофина голышом на унитазе (который я свернул с места в туалете). Я болтал рукой в ведре с водой и распевал «Глубоко в сердце Техаса».

Я оглядел мой новый дом и подумал, что на этот раз я высадился в удачном месте. Я успел понежиться в ванне, разобрать вещи и познакомиться с помещением. В задней части дома я обнаружил уголь и решил разжечь камин. Собирался посидеть несколько минут, но задремал. Разбудил меня громкий стук в дверь. Я повозился с замком, открыл дверь и сказал:

— Полиция.

В форме. Лет по шестнадцать. Но вид грозный. Первый спросил:

— Джек Тейлор?

— Будто вы сами не знаете.

Тут вмешался второй:

— Мы хотели бы, чтобы вы с нами поехали.

— Почему?

Первый улыбнулся и сказал:

— Чтобы помочь нам в расследовании.

— Кофе я могу выпить?

— Боюсь, что нет.

Полицейская машина была припаркована прямо у парадной двери.

— Благодарю за такт. Мне хотелось произвести впечатление на соседей.

Полицейский, точно как в кино, положил мне руку на голову, когда я садился на заднее сиденье. Вроде бы заботился, но на самом деле умудрился стукнуть меня головой о крышу, проговорив при этом:

— Оп-ля.

Когда мы выходили из машины на Милл-стрит, подскочил местный фотограф Майк Шоке и спросил:

— Кто-нибудь интересный?

— Да нет, никто.

В участке меня провели в комнату для допросов. Я потер запястья, как будто только что избавился от наручников. В центре серого стола оловянная пепельница. Я вытряхнул из пачки сигарету и щелкнул зажигалкой. Открылась дверь, и появился Кленси. Старший инспектор Кленси. Господи, как же длинна история наших отношений, только ничего хорошего не упомнишь. Он занимался тем делом, которое стоило мне карьеры. В те годы он был поджарым, как борзая. Мы были друзьями. Во время событий, приведших к моему увольнению, он вел себя как последний подонок.

Он достиг солидного возраста. При всех регалиях. Лицо багровое, на щеках пятна. Но глаза такие же подозрительные, как и раньше.

— Ты вернулся, — заметил он.

— Верно замечено.

— Я-то думал, что никогда больше тебя не увижу.

— Ну что мне на это сказать, братишка?

— Остается надеяться, что этот второй урод, Саттон, не объявится.

— Сильно сомневаюсь.

Саттон был мертв. Это я его убил, моего лучшего друга. Причем умышленно.

Кленси зашел мне за спину. Старый способ унизить человека. Первое правило допроса. И записано не в инструкции, выбито на камне. Я сказал:

— Не надо меня обижать, начальник. Я все скажу.

Спиной почувствовал поднятую руку, напрягся в ожидании удара. Но он сдержался. Я вытряс из пачки еще одну сигарету и прикурил. Он спросил:

— Какого черта ты путаешься с танкерами?

— С одним танкером.

— Не задирайся. Я тебя отправлю к черту на рога, не успеешь вспомнить об адвокате.

— А, ты имеешь в виду Трубочиста.

Он едва не лопнул от ярости и продолжил:

— Он мерзавец.

— Он тоже от тебя не в восторге.

Кленси плюхнулся на угол стола, штанины задрались. Над синим носком виднелась белая безволосая щиколотка. Он наклонился прямо к моему лицу.

— Послушайся моего совета, парень. Держись подальше от этой банды.

Я загасил сигарету и спросил:

— Ты не собираешься расследовать убийство четырех человек?

В углах его рта скопилась слюна. Он огрызнулся:

— Эти гребаные цыгане постоянно убивают друг друга.

Он встал и поправил с трудом застегнутый китель. Потом сказал:

— Убирайся.

— Я могу идти?

— Но не суй свой нос не в свои дела, понял?

Уже на пути к двери я заметил:

— Упаси Господи.

Оставив позади Милл-стрит, я направился на Шоп-стрит. Том Йорк из «Рэдиохед» как-то сказал:

«Каждый день ты думаешь, может, пора остановиться. Может, во всем этом нет смысла, потому что звуки, который ты издаешь и которые делали тебя счастливым, уже лишены всего, что когда-то значили. Только мозги себе запудриваешь».

Я постоял несколько минут на мосту. На противоположной стороне, рядом с Клэддафом, виднелся пирс Ниммо.

Тело Саттона так и не нашли. За его картинами теперь гоняются коллекционеры. Французы называют страшный сон словом «кошмар» — cauchemar. Алкоголику снятся сны, какими не может похвастать ветеран Вьетнама. Закрываете глаза и бормочете: «Вот сейчас…» — и вам не до шуток. Сначала, что обидно, алкоголь препятствует снам, или, по крайней мере, вы их не помните. Зато потом он питает их и поднимает до девятого уровня. Того самого, на котором не стоит задерживаться. По-ирландски сны — broingloidi, прекрасное мягкое слово. Пьянице хочется невозможного, хочется приятных снов. Напрасно. Но я никогда не видел во сне Саттона. Разумеется, днем я часто о нем думаю, но он со мной в светлое время суток. И слава богу.

Мне требовались Мертон и пинта пива. Необязательно в этой последовательности. Я направился к Чарли Бирну, владельцу магазина подержанных книг. Тот самый магазин. Когда я имел дело с библиотекарем Томми Кеннеди, который учил меня, что и как надо читать, он рассказал мне о Сильвии Бич. В те замечательные дни в Париже ее книжный магазин посещали

Джойс

Хемингуэй