Наталья Андреева - Угол падения

— Грех на вас обижаться, Алексей. Вы всегда с таким виноватым видом задаете этот вопрос. Я ушла спать сразу после того, как Илья увел спать Катюшу.

— Мадам Калачеву?

— Именно. Вы должны это помнить. Я видела, как вы еще вовсю в это время развлекались.

— Так хочется покраснеть, Ирина Сергеевна, но голова уж очень болит. Но верьте, что мне очень и очень стыдно. Одно только могу сказать в свое оправдание: честно отработаю свою путевку, найду убийцу и передам в лапы правосудия.

— Я вас не упрекаю. У меня и в мыслях не было, чтобы вы весь вечер стояли у каждого за спиной и периодически грозили пальцем: «Не убий». Просто надеялась, что ваше присутствие остановит убийцу и не произойдет того, что произошло. Хотелось поверить в то, что общее веселье всех примирит.

— Хотели мира, а получили… Да не решается ни один конфликт путем грандиозной пьянки, увы. Ладно, Ирина Сергеевна, доказать чье-то алиби в пылу пьяной вакханалии невозможно, остается надеяться, что народ начнет что-то вспоминать. Кстати, как там насчет обеда? Может, ваша повариха покормит, так сказать, на дому? Неохота по сугробам лазить. Смотрел я сегодня на эту даму очень внимательно, похоже, она о Павле Петровиче сожалеть не будет. А он, бедняга, как к ней относился?

— Знаете, что странно: он ведь ее просто не замечал, а на днях вдруг попросил уволить, причем в очень категоричной форме.

— На каком основании?

— Мол, много кладет себе в карман. Но это глупо: кто из поваров не приворовывает? Конечно, она брала себе и оставшиеся продукты, и с деньгами было нечисто, но все в меру.

— Воровать в меру. Это хорошо. А, простите, кто эту самую меру определил?

— В меру, это когда другим остается достаточно, чтобы на подобное воровство закрывать глаза.

— Так. И что же вы ответили Павлу Петровичу?

— Сказала, что если на то пошло, то решение всех кадровых вопросов я могу переложить на него, пусть сам занимается подбором и увольнением сотрудников.

— Короче, развязали руки?

— Я не сижу целыми днями в офисе и тем более не обедаю. Ему виднее.

— Значит, Корсакова после Рождества у вас больше работать не будет?

— Ну, теперь, думаю, вопрос о ее увольнении отпал. Кто будет заниматься поисками новой поварихи? Если у Паши и была какая-то кандидатура, то теперь это уже не актуально.

— Прекрасно! Вы плодите подозреваемых со скоростью один в пять минут. Проще было бы назвать тех, у кого не было повода лишить фирму коммерческого директора, осталось только выяснить, не было ли у Павла Петровича махинаций с бухгалтерией и любовных связей на стороне. Кстати, мы забыли про красавицу Нору. Как развивался их роман с Павлом?

— Еще раз повторяю, что я не собираю сплетни. Это охотно расскажут вам другие. Желаю успеха.

— Так, значит, действительно что-то было. Ну, с любовными связями я как-нибудь разберусь сам, это мой конек. А как насчет бухгалтерии?

— Не имею претензий. У Юлии с Павлом проблем не было.

— Кстати, она хорошо зарабатывает?

— А в чем дело?

— Это ведь она приехала на новенькой «восьмерке»? Сама за рулем — смелая дама. Это ее личная машина?

— Ведь не иномарка. Юле без конца приходится ездить в банк, по делам, и я довольна, что она обходится без служебной машины.

— А про ее зарплату не скажете?

— Приличная зарплата. Цифры называть не буду, скажу только, что не задаюсь вопросом, на какие деньги куплена эта машина.

— Что ж, вопрос исчерпан. Пока мне не о чем вас больше спросить, вы' меня и так основательно загрузили.

— Я всегда готова вам помочь, чем могу.

— Воспользуюсь непременно. — Серебрякова подавляла его своей вежливостью и правильностью речи.

Леонидов вслед за Ириной Сергеевной вышел в холл, застав там вполне мирную картину: молодой человек, которого он вчера запомнил как просто Колю, наливал пиво себе и Андрею Липатову, Барышев сверлил глазами дырку в фанерных перилах балкона, Корсакова вместе с Тамарой Глебовой носила в комнату напротив посуду, у окна курили секретарша Марина и Наташа из бухгалтерии. Остальные, видимо, разбрелись досыпать. Серебрякова сразу прошла к себе, проведать Нору. Вот кого Леонидов мечтал хорошенько потрясти! Лежала она, закрывшись в комнате, неспроста, и уж наверняка не из-за переживаний о потерянной неземной любви. С девушками этого типа Алексей уже сталкивался: бурно оплакивать они могли только уплывшие из рук деньжата, а вместо сердца Бог вложил им в прекрасную грудь некий блестящий, как железо, камень, из которого делают популярные дешевые украшения. Гематит, кажется, называется. В общем, что-то связанное с кровью, у Саши были такие бусы, по его мнению, и Алексей давно покушался их выкинуть. Сергей Барышев встал, как только Алексей кивнул ему на дверь в свой номер.

— Только там сейчас наши феи чирикают.

— А мы их попросим с детьми прогуляться.

— Ага, пусть роют снежные пещеры.

— Им полезно. — Леонидов распахнул дверь. — Девочки! Идите-ка подышите воздухом, а заодно и оцените спасательные работы. Вблизи уже должен быть слышен шум моторов.

— Выпроваживаете? Думаете, мы будем вас подслушивать? Ну и ладно. — Слегка надувшись, женщины стали собираться. Саша крикнула Сережку, надела на него пуховик и сапоги, плотно обернула шарфом шею.

Когда компания удалилась, Леонидов полез в тумбочку, где с вечера предусмотрительно запрятал бутылку хорошего вина.

— Смотри: мускат! Сахару, зараза, тридцать пять процентов. Сироп, елки! Похмелимся?

— А пить из чего? Стаканы-то в холле. Сходить?

— Ни-ни! Не стоит оказывать дурное влияние на общественность. Сейчас крышку от мыльницы принесу, да подай ту пластмассовую штуку от лака для волос.

— Колпачок, что ли?

— Его, родимый.

— Воняет же.

— Ничего, пойдет под мускат. Я эту штуку сейчас с мылом помою.

— Тогда ты из него сам и пей.

— Ладно, как гость, можешь пользоваться привилегией в выборе посуды. Будешь потом мыльные пузыри ртом пускать.

— Классное занятие! С детства обожаю.

Они разлили мускат в мыльницу и колпачок от лака для волос. В тумбочке нашлась пара мандаринов.

Потом глотнули из импровизированных стаканов. Барышев скривился и закашлялся:

— Ш-ш-ш…

— Ш — што?

— Ну ты злодей, Леонидов!

— Я тебя предупреждал. Между прочим., мне тоже невкусно. Знаешь, какую гадость бабы себе на голову льют?

— Иди ты, отравитель.

— Ладно, будем считать, что водные процедуры закончены. Вернемся к нашему хладному телу. Передо мной список присутствующих в этой экспедиции граждан. Итого тридцать человек. Минус пятеро детей — остается двадцать пять. Себя с Сашей я тоже исключаю, если только я не лунатик и не осуществляю под воздействием сна свои заветные мечты, но поскольку это маловероятно, получается еще минус два. Теперь о вас, Барышевы: во-первых, я тебе доверяю. Во-вторых, вы спали в угловой комнате и рано ушли. Так что получается еще минус два.