Аллан Фоллсом - День исповеди

Рев моторов сменился мягким жужжанием, и медицинская сестра Елена Восо почувствовала, что катер на подводных крыльях осел носом в воду и резко замедлил ход. Впереди на самом берегу озера возвышалось сложенное из камней большое здание виллы; к нему-то и направлялся катер. В сумеречном свете Елена увидела стоявшего на причале мужчину, который держал в руке собранный в бухту канат и смотрел в их сторону.

Марко вышел из рубки и прошел на нос. За спиной Елены Лука и Пьетро стояли наготове, чтобы без лишних задержек вынуть рукоятки носилок из петель подвески, к которой их прикрепили на время двадцатиминутного водного путешествия. Катер был большим — Елена прикинула, что в него могло поместиться не менее шестидесяти пассажиров, — и обычно использовался для перевозок людей между городами по берегам озера, вытянувшегося на тридцать миль. Но в этом плавании народу на борту было всего ничего: она, Марко, Лука и Пьетро. И еще Майкл Роарк.

Из дома в Нортоне они уехали накануне, сразу после полудня. Умчались сломя голову и бросив там почти все, кроме медицинского оборудования, необходимого для ухода за Майклом Роарком. На телефонный звонок ответила Елена. Потребовали позвать Луку. Елена ответила, что Лука спит, но мужской голос велел немедленно разбудить его, и Лука взял у себя в спальне отводную трубку.

— Уезжайте немедленно! — услышала Елена, когда вернулась в кухню.

Она хотела послушать дальше, но Лука приказал ей повесить трубку. Она повиновалась.

Пьетро сразу же уехал куда-то на своей машине и вернулся через три четверти часа на другом микроавтобусе. Еще через пятьдесят минут они укатили в новой машине, бросив ту, в которой приехали, возле дома.

По автостраде А1 они направились на север, доехав до Флоренции, свернули на Милан и провели ночь и почти весь следующий день в квартире дома в пригороде. Там-то Майкл Роарк впервые за все время попробовал настоящую пищу, кусочек рисового пудинга, купленного Марко в местном магазине. Он ел очень медленно, каждый кусочек ему требовалось запивать водой, но ел, и, что самое главное, съеденное осталось у него в желудке. Но этой еды было недостаточно, и Елена продолжала ставить ему питательные капельницы.

Купленную ею газету с фотографией отца Дэниела Аддисона она второпях бросила. Ей так и не удалось понять, заметил ли Роарк, внезапно повернув голову, что именно она спрятала за спиной. Во всяком случае, ее подозрение не нашло ни подтверждения, ни опровержения.

Больной мог действительно быть священником-американцем, а мог и не быть им. Так что ее усилия пропали впустую.

Моторы коротко взревели на заднем ходу, и катер с негромким стуком коснулся пристани. Елена, отвлекшись от своих мыслей, увидела, как Марко подал швартов стоявшему на причале, а затем Лука и Пьетро подхватили носилки и понесли их вверх по ступенькам. Майкл Роарк приподнял голову и посмотрел на Елену; она решила, что ему лишь хотелось убедиться, идет ли она с ним, так как в ее присутствии ему спокойнее, и иной причины не было. Он уже начал понемногу говорить, но был все еще очень слаб и мог издавать лишь хриплые гортанные звуки. Елена понимала, что он видит в ней не только сиделку, но и отраду для души. Это породило между ними определенную тонкую взаимосвязь, чем Елена, несмотря на весь свой достаточно внушительный медицинский опыт, была тронута, как никогда прежде. Теперь она гадала, что же это могло значить. Может быть, она сама изменилась? И она не могла не задавать себе трудный вопрос: сохранится ли эта взаимосвязь, это новое для нее чувство, если он и впрямь окажется беглым священником?

Через несколько секунд мужчины вынесли больного с катера и направились вслед за Марко по сходням на берег. После них сошла на пристань и Елена. В ту же секунду взревели моторы, и когда она оглянулась, то увидела, что судно удаляется в темноту. На корме светились огни, над ходовой рубкой полоскался на ветру итальянский флаг. Через считанные секунды катер набрал скорость, встал на крылья, поднялся над водой, словно огромная неуклюжая птица, и стремительно унесся прочь. Вода смыкалась за ним, размывая след. Как будто здесь никто и не проплывал.

— Сестра Елена… — окликнул ее Марко, и она, обернувшись, последовала за мужчинами по каменной лестнице, к ярким огням возвышавшейся впереди виллы.

Гарри стоял в крохотной кухоньке квартиры Итона и смотрел на лежавший на столе сотовый телефон. Рядом с ним валялись недоеденные куски хлеба и сыра, которые он купил в одном из немногочисленных магазинов, работавших в воскресенье. К этому моменту Марчиано должен был узнать, о чем он говорил с отцом Бардони в парке. И принять решение, как поступить, когда Гарри позвонит.

Если он позвонит.

«Вы даже представить себе не можете, что тут происходит и во что вы ввязались», — вновь и вновь звучали в его памяти устрашающие слова отца Бардони.

Мужчина в голубой рубашке был сыщиком Фарела и следил за отцом Бардони, а не за Гарри. Итон высказал твердую уверенность, что на высших уровнях окружения Святого престола плетется какая-то темная интрига. И вероятно, именно ее имел в виду отец Бардони, когда предупреждал Гарри о том, что его вмешательство в происходящее не просто нежелательно, но и очень опасно. Намекая на то, что, подняв волну, он может утопить всех.

Гарри отвел взгляд от телефона. Он не знал, что делать. Продолжая нажим на Марчиано, он мог еще сильнее ухудшить и без того тяжелое положение. Но чье? Самого Марчиано? Людей Фарела? Всех остальных, причастных к истории? И кто же эти остальные?

Сам не зная зачем, он взял со стола нож, которым резал хлеб и сыр. Самый обычный кухонный нож с тупым, как водится, лезвием. Как оружие он не произвел бы впечатления, но для своего предназначения годился. Сжав нож в кулаке, Гарри взмахнул им, лезвие сверкнуло в свете висевшей под потолком лампы. А потом Гарри быстрым движением глубоко вонзил лезвие в хлеб. Ничего, кроме жизни и благополучия его брата, не имеет никакого значения. А все остальные, весь Ватикан с его интригами и борьбой за власть, может катиться ко всем чертям!

Гарри в полном одиночестве сидел в маленькой часовне на скамье в третьем ряду от алтаря. Черный берет он сунул в карман пиджака, а голову склонил, будто молился. Он пробыл там уже пятнадцать минут, когда дверь открылась и мужчина в рубашке с короткими рукавами и легких брюках защитного цвета, кажется от «Леви Докерс», вошел в помещение и сел неподалеку от него.