Джонатам Келлерман - Пациент всегда мертв

— Готов выступить в роли моего коллеги? — спросил Майло. — Или мне сказать им, кто ты?

— По возможности вообще не представляй меня. Я хочу просто послушать.

— Сторонняя роль наблюдателя. Возможно, неплохая идея. О'кей, сворачивай на Роксбери, езжай, пока не упрешься в южную часть парка, и давай по кругу. Доктора сказали, что будут находиться в местечке, где проводят пикники — это рядом с детской площадкой.

Элбин Ларсен и крупный темноволосый мужчина в черном костюме сидели за деревянным столом возле зеленой металлической ограды, которая отмечала западную границу парка. Это был один из шести столов, затененных рощицей из старых китайских вязов. Беверли-Хиллз относится к своим деревьям, как к пуделям перед выставкой, и вязы были аккуратно подстрижены в виде конусообразных зеленых зонтов. Психологи выбрали пятачок чуть к северу от песочницы, где под пристальными взглядами матерей и нянек копошились малыши. Доктора сидели спиной к детям.

Я выбрал место на парковке, примыкавшее к зеленой ограде. Все стоявшие здесь машины были внедорожниками и фургонами. Исключение составляли два сто девяностых "мерседеса", оба темно-серые, стоявшие борт к борту. Такие же машины я видел на стоянке у офиса Коппел. Аналогичная модель была и у Джерома Куика.

— Они работают вместе, а приехали порознь, — сказал я.

— И что это означает?

— Посмотрим.

Ларсен и Гулл не подозревали о нашем присутствии, и мы несколько минут понаблюдали за ними. Они ели и время от времени перебрасывались парой фраз.

— Пошли, — сказал Майло.

Когда мы оказались в десяти ярдах, оба мужчины заметили нас и отложили пластиковые вилки. Элбин Ларсен был одет почти так же, как в нашу первую встречу: вязаный жилет, на этот раз коричневый, поверх желто-коричневой льняной рубашки с зеленым шерстяным галстуком. Черный костюм Франко Гулла с узкими лацканами был сшит из великолепного крепа. Под пиджаком — белая шелковая рубашка без ворота, застегнутая на все пуговицы. Золотое обручальное кольцо, золотые часы.

Гулл был широкоплечий, могучий мужчина с толстой шеей, боксерским носом и крупным, грубо вытесанным лицом, которому удавалось выглядеть довольно симпатичным. На голове красовалась копна вьющихся, отливающих серебром волос. Подбородок на добрых полдюйма выступал за контуры остальных частей тела. За солнечными очками с серыми стеклами, виднелись строгие дуги бровей, по щекам разливался румянец. Немного моложе Ларсена — лет сорок пять. Когда мы с Майло подошли к столу, он снял свои шоры, открыв большие темные глаза. Грустные глаза с темными мешками. Они добавили ему пару лет и заставили предположить, что он склонен к размышлениям.

Гулл ел купленную навынос китайскую еду из картонной коробки: креветки, плавающие в красном соусе, жареный рис и крошечные блинчики. Ленч Элбина Ларсена состоял из овощного салата в пластмассовой миске. Оба потягивали из банок холодный чай.

— Добрый день, — сказал Ларсен и официозно кивнул.

Гулл протянул руку. У него были громадные пальцы.

Они оба находились в тени, но лоб Гулла покрывали бисеринки пота. Креветки оказались чересчур острыми?

Мы с Майло смахнули пыль и листья со скамейки и уселись. Ларсен снова начал жевать. Гулл неуверенно улыбался.

— Спасибо, что нашли время для нас, господа, — сказал Майло. — Должно быть, ситуация вокруг офиса непростая?

Ларсен поднял глаза от салата, но ответить на вопрос не удосужился.

— Я уточню: пациенты доктора Коппел вам не докучают?

— К счастью, их не так много, — сказал Гулл. В отличие от медиков каждый из нас работает в определенный отрезок времени всего лишь с сорока — пятьюдесятью пациентами. Мы с Элбином поделили текущих пациентов доктора Коппел и связываемся с каждым из них. Мы также ищем бывших пациентов, но это непросто: Мэри хранила свои истории болезни не больше года.

У доктора был ровный тихий голос, но казалось, что в процессе речи из него выходит весь воздух. Он постоянно вытирал лоб платком.

— Это типично? Уничтожение досье?

— У каждого психотерапевта по-своему.

— А как вы и доктор Ларсен?

— Я храню дела в течение двух лет. А ты, Элбин?

— Когда как, — ответил Ларсен, — но в среднем примерно столько же.

— Значит, официальная групповая политика отсутствует?

— Мы не официальная группа, — сказал Ларсен. — Мы просто работаем в одном офисном помещении.

— Так что сейчас с текущими пациентами доктора Коппел? В смысле лечения?

— Мы будем продолжать лечение тех, кто этого захочет. Если пациент предпочтет психотерапевта-женщину, мы даем направление, — сказал Франко Гулл.

— Похоже, все организовано хорошо.

— Нам необходимо быть организованными. Мы имеем дело с крайне ранимыми людьми. Что может быть хуже для больного, если его бросают на произвол судьбы так внезапно? — Гулл покачал головой, и его волнистые волосы шевельнулись. — Вообще это кошмар для них и для нас. В такое невозможно поверить.

— В убийство доктора Коппел?

Глаза Гулла прищурились:

— А мы говорим о чем-то другом?

Элбин Ларсен наколол на вилку помидор, но есть не стал.

— Это тяжелая утрата, — продолжил Гулл. — Для ее пациентов, для нас, для… Мэри была блестящим специалистом. Я учился у нее, детектив. Трудно поверить, что она ушла навсегда.

Он бросил взгляд на Ларсена.

Тот поиграл салатным листом и потер глаза.

— Мы потеряли близкого друга.

— У вас есть какие-нибудь соображения по поводу того, кто мог это сделать? — Майло поставил локти на стол. — Я знаю, джентльмены, вы связаны принципом конфиденциальности, но реальная угроза меняет все дело. Может, вам известен пациент, который когда-либо угрожал доктору Коппел? Или, возможно, кто-то ее сильно не любил?

— Пациент? — переспросил Гулл. — С чего вам такая идея пришла в голову?

— Я анализирую любые возможности, доктор.

— Нет, — сказал Гулл. — Таких пациентов не было. Совершенно точно, нет. — Он снова вытер лоб.

Майло посмотрел на Элбина Ларсена. Тот покачал головой.

— Доктор Коппел занималась не с обычными людьми, — сказал Майло. — Поэтому разве не логично обратить особое внимание на ее пациентов?

— Логично в каком-то абстрактном смысле, — сказал Гулл, — но дело в том, что Мэри не лечила психопатов.

— А кого она лечила?

— Ее пациенты люди с повседневными проблемами коррекции. Страх, депрессия — все, что обычно называют неврозами. В целом здоровые, стоящие перед проблемой выбора.

— Выбора чего?

— Да чего угодно.

— И их вы уже не называете неврастениками?

— Мы стараемся не навешивать ярлыки, детектив. Избегаем ставить клеймо. Психотерапия — это не лечение, подобное медицинскому, когда врач что-то диктует клиенту. Она основывается на договоре, партнерстве.