Джонатам Келлерман - Пациент всегда мертв

— В "Медикал" сидят какие-то шутники. Мэри говорила, что по законопроекту тариф удваивается. Но сорок — все равно насмешка. В общем, я решил не связываться.

— Как на это отреагировали Мэри и Элбин?

— Элбин почти ничего не говорил. Он вообще мало говорит. Мэри расстроилась, но ненадолго.

— Вы отказались участвовать в деле, однако запросили провайдерскую лицензию "Медикал". Скажите наконец откровенно: почему?

— Я уже говорил: по просьбе Мэри и Элбина. Они сказали, что штат предпочитает иметь дело с той провайдерской группой, где больше сотрудников, поэтому будет лучше, если мы все подадим заявления о предоставлении лицензии. Мэри составила бумагу, я подписал. Вот и все.

Теперь он уже буквально истекал потом и снова стал искать свой платок. Я вынул салфетку из коробки, стоявшей на столе Уиммер, и передал ему. Он торопливо вытер лицо, и салфетка превратилась в маленький серый комок.

— Вы говорите, что в реальности не принимали ни одного пациента в рамках этой программы?

— Примерно так.

— Примерно?

— Я принял несколько… очень немного. В самом начале, просто чтобы дело пошло.

— Немного — это сколько?

Он вытащил очки для чтения с крошечными линзами и принялся играть дужками.

— Франко?

— Троих. И ни одного с именами, которые вы назвали.

— И какое у вас сложилось впечатление от лечения бывших преступников?

— Неважное.

— Почему?

— Двое из них постоянно опаздывали, а когда появлялись, то были здорово на взводе. Мне стало ясно, что они просто отбывают повинность.

— Для чего им это все было нужно?

— А мне почем знать?

— Не показалось вам, что им за приход на ваши сеансы платили?

Брови Гулла подпрыгнули:

— Ничего об этом не знаю. Так или иначе, они не были заинтересованы в лечении. Но у меня не появилось никаких мыслей на этот счет, да и не было желания раздумывать.

— А что же третий пациент?

— Тот меня просто доставал. Он не был пьян или обкурен, но все время рассказывал. Много рассказывал. Но не о себе. О своей подружке. Чего она хотела, что он придумывал, чтобы дать ей это.

— А чего она хотела?

Гулл сложил и раздвинул дужки очков.

— Оргазма. У нее была аноргазмия, и он хотел исправить положение.

— Он просил у вас в этом помощи?

— Нет. В том-то и дело, что ему от меня ничего не было нужно. Он полагал, что сам все знает. Очень агрессивный, очень… неприятный человек. Но старался быть обаятельным. Пытался говорить интеллигентно.

— У него это не получалось?

— Не очень. Эрзац… типичное обманчивое обаяние. Если бы у вас был хоть какой-нибудь опыт работы с психопатами, то вы бы поняли, о чем я. — Его тело расслабилось. Гуллу явно хотелось представить дело так, словно мы ведем беседу на медицинские темы, как коллеги. — Цветистая речь, чрезмерно подобострастная. Изображал воспитанного человека и думал, что переигрывает меня. Если бы не его фантазии… — Он вздохнул.

— Садистские?

— Я бы сказал, с налетом садизма. Он непрерывно говорил о том, как связывает эту женщину и жестко занимается с ней любовью столько, сколько нужно, чтобы заставить ее тело испытать оргазм.

— Сексуально крутой парень.

— Его фантазии включали в себя неоднократное соитие, связывание, использование посторонних предметов. Я старался обратить его внимание на потребности той женщины, говорил, что, возможно, ей нужно немного нежности, немного духовной близости, но он только смеялся над этим. Он хотел, по его словам, "протыкать ее всеми возможными способами, пока она не завопит о пощаде". — Гулл устало изобразил улыбку. — Прежде всего я не мог понять, как такого рода терапия соотносится с сокращением рецидивных преступлений, и, когда он прекратил приходить, я сказал Мэри, что с меня довольно этой программы и людей, которые в связи с ней являются ко мне на прием. — Он убрал очки в карман, сплел пальцы и выпрямился в кресле. — Вы должны понять: я ни за что не причинил бы вреда Мэри. Ни за что.

— Значит, у вас было только три пациента по программе "Стражи справедливости". Сколько всего прошло сеансов? — спросил я.

— Кажется, двенадцать… Точно, не больше. Я полагал, что такие сеансы не только неприятны и бесполезны, но и сам проект обречен на финансовый крах. Думаю, что общие компенсационные выплаты не доходили даже до пятисот долларов. Вот почему ваши триста тысяч — полный абсурд. И деньги не приходили в Марина-дель-Рей, они приходили в офис к Мэри, она обналичивала чек от штата и передавала то, что мне причиталось. Вам в самом деле необходимо проверить свою информацию, джентльмены.

— Мэри была казначеем?

— Можно так сказать. Да.

Майло достал из кейса несколько листков бумаги и передал их мне. Я показал Франко Гуллу моментальный снимок Рэймонда Дегуссы.

— Да, это он. Рэй, — сказал Гулл.

— Мистер Садист?

Он кивнул:

— Это Рэй убил Мэри?

— Почему вы спрашиваете?

— Потому что Рэй произвел на меня впечатление человека, способного совершить насилие. То, как он держался, как сидел, ходил… Как зверь на привязи. — Гулл посмотрел на фотографию. — Взгляните на эти глаза. Он заставлял меня чувствовать себя неуютно. Я рассказал об этом Мэри. Она только посмеялась: мол, тут не о чем беспокоиться.

— Подружка, о которой Рэй рассказывал… Он упоминал ее имя?

— Нет, но я видел ее. По крайней мере я решил, что это была она.

— Подробнее, пожалуйста.

— Вскоре после того, как Рэй перестал ко мне приходить, я увидел его с женщиной. Он обнимал ее. Он казался… У него был такой вид, будто она ето собственность.

— Где вы их видели?

— Получилось так, что я вышел в приемную, чтобы пригласить пациента, и они оба тоже там сидели. Сначала я подумал, что в график вкралась какая-то ошибка. Но прежде чем я успел что-либо сказать, вышла Мэри и увела женщину с собой.

— Подружка Рэя была пациенткой Мэри?

— Совершенно очевидно.

Я показал ему снимок Флоры Ньюсом, живой и улыбающейся.

— Это она. Господи, к чему все это?

— Вы еще когда-нибудь видели эту женщину с Рэем Дегуссой?

— Да, один раз, когда подъезжал к офису, а они выходили к стоянке машин. Меня удивило то, как она выглядела. Я пытался мысленно приставить ее лицо к женщине, о которой Рэй рассказывал. С мужчиной вроде него я бы представил себе нечто… совсем другое.

— Распутную девку, — подсказал Майло.

— Вот именно. А эта женщина… Она выглядела как банковская служащая.

— Она была учительницей, — сказал я.

— Была, — эхом повторил Гулл. — Вы хотите сказать… Господи, как далеко это зайдет?

— Зная, что Дегусса способен на насилие, вы рассказали Мэри о его фантазиях в отношении ее пациентки?

— Нет, я не мог. Конфиденциальность. Тут мы были непреклонны. Все трое. Как только двери закрылись, то всё. Никаких разговоров о пациентах.