Кристофер Ишервуд - Рамакришна И Его Ученики

– Какой в этом толк? Ты с детства повторял имя Бога, и что он тебе за это дал?

Нарен всегда считал мать набожнейшей женщиной. Он был потрясен тем, что отчаяние могло подтолкнуть ее к таким словам; он стал серьезно сомневаться в вере.

Он спрашивал себя: как может существовать Бог, если остаются неуслышанными самые жалобные молитвы? Как может он быть милосерд, если так исполнен зла сотворенный им мир?

Нарен продолжал вспоминать:

– Не в моем характере было скрывать мои поступки от других. Даже ребенком я не умел скрыть ни одну мысль или поступок – из страха ли или из других соображений. Неудивительно поэтому, что я стал агрессивно рассуждать о том, что Бога нет, а если он и есть, то бесполезно к нему обращаться, потому что от этого никакого толку. Конечно, скоро распространились слухи о моем атеизме, хуже того, что я завел себе плохую компанию и посещаю дома с дурной славой. Сплетни лишь добавили мне агрессивности. Теперь я начал говорить направо и налево, даже когда никто не интересовался моим мнением, что не вижу ничего плохого в том, чтобы пить или ходить по проституткам, если это помогает человеку забыть о своей тяжкой доле в этом мире страданий. Я еще добавлял, что и сам готов это делать и мне наплевать на общественное мнение, был бы я только уверен, что это доставит мне хоть минутную радость.

Здесь Нарен был несправедлив к себе. На самом деле его решимость соблюдать сексуальную чистоту осталась неколебимой даже в самые тяжкие времена нищеты и религиозных сомнений. Известно, что по меньшей мере две женщины готовы были ему платить, если бы он согласился стать их любовником. Нарен пренебрежительно отверг их домогательства.

– Новости такого рода распространяются быстро. Не много времени потребовалось, чтобы мои слова, да еще в совершенно искаженном виде, дошли до Учителя, уже не говоря о других учениках в Калькутте. Некоторые побывали у меня, чтобы удостовериться в истинности слухов, и не скрыли, что кто отчасти, а кто и целиком верят в них. Я был глубоко задет тем, что стою столь малого в их глазах. И сказал, что считаю трусостью верить в Бога только из страха перед адом. Я с яростью утверждал, что нет доказательств существования Бога, и приводил в подтверждение цитаты из Юма, Милла, Бейна, Конта и прочих западных философов. Ученики Рамакришны расстались со мной, окончательно уверившись в моем падении, как я потом узнал. В том нис-провергательском настроении, в котором я пребывал, это вызвало у меня даже радость, но тут мне пришло в голову, что ведь в это может и Учитель поверить! Мысль об этом была весьма болезненна, однако я сказал себе: ну что ж, пусть верит. Что я могу сделать? Не имеет значения, хорошо обо мне думают или плохо.

Впоследствии мне стало известно, что до Учителя дошли все эти лживые измышления обо мне. Сначала он никак не откликнулся на них, но, когда один из учеников стал со слезами говорить, что никогда бы не поверил, что Нарен способен так низко пасть, он прикрикнул на него:

– Тихо, негодяи! Мать мне сказала, что Нарен никогда не сделает такого! Если вы еще раз заговорите об этом, вас не будет в этой комнате.

Но что собой представлял этот мой атеизм? Эгоизм и гордыню, больше ничего. Духовные переживания детских лет, а главное, те, что я испытал после встречи с Учителем, живо и ярко всплыли в моем уме, и я себе сказал:

– Бог конечно же существует – иначе зачем существует жизнь и чего она стоит? Надо найти путь к Богу, как бы тяжела ни была борьба.

Прошло лето, начался сезон дождей. Я все продолжал поиски работы. Как-то вечером я плелся домой, промокший до костей, весь день не евший, усталый умом еще больше, чем телом. Измучен я был до такой степени, что уже и шагу сделать не мог – свалился как бревно на веранде соседского дома. Возможно, я на некоторое время потерял внешнее сознание. В мозгу кружились мысли и картины, но я не в силах был ни выбросить их из ума, ни сосредоточиться на чем-то. Вдруг, будто силой провидения, стала подниматься одна завеса за другой, и все терзавшие меня вопросы – где гармония между справедливостью Бога и его милосердием, почему существует зло в благодатном творении – разрешились. Я был вне себя от счастья. Продолжив путь к дому, я обнаружил, что всю мою усталость как рукой сняло, что мой ум полон бесконечного покоя и силы. Занимался новый день.

Теперь я был совершенно равнодушен к мирской хвале или хуле. Я твердо уверился, что не для того рожден на свет, чтобы зарабатывать деньги, содержать семью или гоняться за удовольствиями. Втайне я готовил себя к отречению от мира по примеру деда. Настал день, когда я решил начать жизнь странствующего монаха – и услышал, что как раз в тот день Учитель будет в Калькутте, в доме одного из своих последователей. Я воспринял это как счастливое совпадение – смогу повидаться с моим гуру, прежде чем навсегда оставлю дом. Но как только мы встретились с Учителем, он властно распорядился:

– Ты должен сегодня поехать со мной в Дакшинешвар. Я всячески пытался уклониться, но он и слышать ничего не хотел. Пришлось ехать. По дороге мы мало разговаривали, а в Дакшинешваре я немного посидел в его комнате, где находились и другие. Потом Учитель вошел в экстатическое состояние. Внезапно он подошел ко мне, взял за руку и, обливаясь слезами, запел:

Не решаюсь сказать,

не решаюсь молчать,

ибо страшусь тебя потерять…

Все это время я старался сдерживать захлестнувшие меня чувства, но тут их прорвало, и из моих глаз тоже хлынули слезы. Я был уверен, что Учитель все знает о моих планах. Окружающие были поражены нашим с ним поведением. Когда к Учителю вернулось нормальное сознание, один из присутствующих спросил, что происходит. Он улыбнулся и ответил:

– Это наше дело.

В ту ночь он всех отослал, призвал меня и сказал:

– Я знаю, что ты рожден на свет делать дело Матери, мирская жизнь не для тебя. Но ради меня, оставайся в семье, пока я жив.

Нарен дал обещание поступить по слову Учителя. Теперь он с новой энергией взялся за поиски работы. Нашел себе место в адвокатской конторе. Переводил книги. Но все это были временные заработки и настоящей обеспеченности для его матери и братьев не обещали. Тогда Нарен решился попросить Рамакришну помолиться за преодоление денежных затруднений семьи. На это Рамакришна ответил, что молиться должен сам Нарен – забыть свои колебания, поверить в существование Божественной Матери и молиться ей, прося о помощи.

– Сегодня вторник, – прибавил Рамакришна, – день особо священный для почитания Матери. Иди сегодня же вечером в храм и молись. Мать даст тебе все, что ты попросишь. Я обещаю это тебе.

К тому времени Нарен уже почти полностью избавился от предрассудков, внушенных ему в Брахмо самадже. Опыт научил его доверять словам Рамакришны, и он с большой охотой последовал его совету. Вечера он ждал с нетерпением. В девять часов Рамакришна послал его в храм. Уже на пути Нарен будто опьянел – у него заплетались ноги. Едва вступив в храм, он увидел, что Мать живет. Потрясенный, он простирался снова и снова перед ее святилищем со словами: