К. Сэнсом - Седьмая чаша

— Повторяю вам, это никак не связано с аббатством. — В голосе настоятеля зазвучало нетерпение. — Клянусь святыми мощами, я знал Годдарда, разговаривал с ним. Он был одним из немногих монахов, с которыми можно было вести умные беседы. Но его интересовало только собственное благополучие и социальный статус. Предполагать, что он станет убивать людей, считая, что выполняет тем самым некие пророчества Книги Откровения, просто смехотворно.

— Если в человека вселился дьявол, — тихо и размеренно заговорил Харснет, — не имеет значения то, каким он был прежде. Одержимый целиком поглощен лишь одним — желанием выполнить волю нечистого.

Бенсон перестал играть с пером и рассмеялся с нескрываемым цинизмом.

— Одержимый! Вы считаете его таковым? Эта версия заведет вас в тупик.

— В зале капитула я видел стенные росписи, иллюстрирующие Апокалипсис апостола Иоанна, — сказал я. — Теперь они будут скрыты за полками для документов.

— Да, это была моя идея — использовать зал капитула для хранения официальных бумаг. У нас, знаете ли, много свободного места образовалось. Ну и что из этого?

— Монахи, вероятно, сотни раз видели эти изображения. Так же, как и вы. Вряд ли можно было, рассматривая их изо дня в день, не думать об истории, о которой они повествуют.

Настоятель передернул плечами.

— Я этих картинок почти не замечал. Разве что думал иногда о том, что нарисованы они из рук вон плохо.

— И все же на некоторых людей они могли оказывать сильное воздействие, — возразил я.

Бенсон просверлил во мне дыру взглядом и наставил на меня перо.

— Ваше имя все время казалось мне знакомым, и я вспомнил, кто вы такой. Вы адвокат, которого король высмеял в Йорке два года назад. Как он назвал вас? Согбенным пауком? Мне рассказали эту историю после его возвращения. Он сравнил вас с каким-то здоровым йоркширским малым, который был с вами. Йоркширцам эта шутка пришлась по душе.

Я ничего не ответил.

— Вы не божий человек, сэр, — тихо сказал Харснет.

— Я реалист! — разъярился Бенсон. — Такие люди, как я, уменьшают количество проблем, существующих в мире. Я понял, что наша система продажна и прогнила, еще будучи молодым монахом, и со временем подался к лорду Кромвелю. Вот уж кто был реалистом, так это он. Кромвель сделал меня аббатом, а я сделал так, что эта обитель сдалась тихо и мирно, без протестов и скандалов, поскольку они в королевской резиденции совершенно ни к чему. Король надеется, что когда-нибудь тоже будет здесь погребен. И он очень разозлится, если вы устроите скандал.

Бенсон встал, давая понять, что разговор окончен. По глазам Харснета я понял, что больше всего на свете ему сейчас хочется арестовать настоятеля, бросить в темницу и лично подвергнуть его допросу третьей степени. Но в одном Бенсон был прав: он являлся важной персоной, обладал влиянием, и при отсутствии прямых улик Харснету нужно было действовать с крайней осторожностью. Мне подумалось, что он изначально выбрал неправильную тактику поведения с настоятелем и в результате сразу же настроил его против себя.

Когда мы вышли на двор, Харснет повернулся ко мне. Я видел, что он буквально кипит от ярости.

— Вы ему верите? — спросил он.

— Мне кажется, что настоятель тоже что-то скрывает. Причин тому может быть две: он либо думает, что это не имеет значения для нашего расследования, либо считает себя слишком влиятельной шишкой, на которую нельзя надавить.

— Ему не помогут никакие высокопоставленные друзья, если он утаивает важную информацию, которая помогла бы в раскрытии четырех убийств.

— Хотелось бы в это верить, — откликнулся я.

Харснет стиснул губы.

— Послушаем, что нам скажет Локли. Не исключено, что это поможет прижать Бенсона. Я должен прихватить пару констеблей и взять в оборот Локли. Увидимся вечером, в шесть часов, мастер Шардлейк.

Он поклонился и ушел.

— Не завидую я Локли, — сказал Барак.

— Да уж.

Я оглянулся на дом настоятеля.

— Бенсон называет себя реалистом. Что ж, так оно и есть. Как и у любого из монахов, помогавших Кромвелю, им руководило только одно: жажда власти и денег. Едва ли он хоть изредка задумывается о судьбе монахов, которых выбросили из монастыря, и уж тем более не испытывает угрызений совести.

— У него она, по-моему, вообще отсутствует, — заметил Барак.

С крыши трапезной, которую сносили рабочие, свалился огромный каменный блок, и Джек от неожиданности моргнул, обвел взглядом картину разрушений, царивших вокруг, и расхохотался.

— Что смешного? — удивился я.

— Этот болван Бенсон распинался о том, как он стал аббатом. Посмотрите вокруг. Он стал хозяином развалин.

— И тем не менее по соизволению короля он до сих пор управляет Вестминстерским собором, — серьезно ответил я.

Барак поднял глаза на огромную церковь.

— Значит, Генрих хочет, чтобы его здесь похоронили, — тихо проговорил он.

— И чем скорее — тем лучше, — еще тише отозвался я.

Харснет жил на северной стороне Вестминстера в одном из красивых старых домов, стоявших вдоль Королевской улицы, чуть ниже дворца Уайтхолл. Над дворцом развевались флаги, его силуэт был красиво очерчен на фоне ясного синего неба, а солнце ярко отражалось в высоких окнах караульной постройки в воротах. Я остановился перед дверью дома Харснета с отполированным до блеска дверным молоточком в виде львиной головы. Мне было интересно, каким будет этот ужин с семьей Харснетов, но еще интереснее было узнать, что рассказал ему Локли.

Я постучал в дверь, и слуга проводил меня в большую гостиную.

На высоком деревянном буфете, отражая свет ламп, сияло золотое блюдо, а одна стена была увешана картинами, изображавшими путешествие волхвов в Вифлеем. Верблюды и повозки были выписаны в мельчайших деталях, а сами полотна выдержаны в теплых песочных тонах.

Меня уже ждали Харснет и его жена. Коронер, облаченный в черный бархатный дублет, выглядел щеголевато, аккуратно подстриженная борода с седыми прядями составляла контраст темным волосам. Однако выражение его лица было озабоченным. Жена Харснета оказалась маленькой круглолицей женщиной со светлыми волосами и яркими глазами, полными любопытства. Она сидела на подушках и вышивала, но при моем появлении поднялась и сделала книксен.

— Элизабет, — сказал Харснет, — позволь представить тебе выдающегося адвоката Мэтью Шардлейка, который работает вместе со мной над… одним сложным делом.

Харснет бросил на меня предупреждающий взгляд, и я понял, что его жена ничего не знает про убийства. Значит, чтобы услышать новости о Локли, придется подождать.

Элизабет заговорила высоким, но приятным голосом.

— В последнее время я почти не вижу Грегори, а когда он появляется, то у него такой усталый вид! Надеюсь, это не вы взвалили на него столько работы?