Михаил Март - Усталая смерть

Она не знала, который теперь час, день или ночь, что с ней будет дальше, а главное — дети!

Когда ноги и тело одеревенели окончательно, дверь вновь отворилась. Ей показалось, что прошел год с того момента, когда она очнулась в этом каземате.

Один охранник опустил в воду гаечный ключ на высоком костыле, нащупал в мутной жиже гайку и несколько раз повернул рычаг. Вода начала отходить и вскоре слилась в трубу. Второй охранник вошел в камеру и отстегнул лежак от стены. Доски приняли горизонтальное положение, натянув цепи, не позволяющие лежанке упасть.

— Отдыхай, дочка, — тихо сказал пожилой охранник и незаметно сунул ей платок в руку, прикрывая свой жест спиной от напарника. — Спи. Утром тебя выпустят.

Они ушли, заперев за собой ворота ада.

У Ирины ноги не сгибались, и потому она не села, а грохнулась на доски. Теперь они ей казались мягче перины. Какое счастье!

Она развернула платок. В нем лежали небольшой сухарик, помятая сигарета, одна спичка и отломанный кусочек серы от коробка.

Ирина улыбнулась. Большего счастья ей и не надо. Человек по сути своей животное непривередливое. Ко всему привыкает и умеет ценить Божьи подачки. Вот и ей повезло. Пир на весь мир. Она прикурила, затянулась, и у нее закружилась голова. Ирина откинулась назад и с трудом занесла ноги на лежанку. Отключилась она раньше, чем докурила сигарету. Та дотлевала на полу, сухарик так и остался зажатым в руке.

Сейчас она вспоминала карцер с содроганием. Ее переселили в другой коттедж. Там не было телевизоров, каминов и ковров. Комнатки маленькие, и в каждой стояли две узкие больничные койки и тумбочка возле каждой.

Ирина огляделась. На соседней кровати спала Оксана, молоденькая, хорошенькая куколка из Винницы. Ей еще шестнадцати не исполнилось. В борделе работала больше четырех месяцев. Глупышка. Жаль девчонку, да только ничем ей не поможешь. Их четырех привезли из Винницы. Теперь они такие же пленницы, как и Ирина. И ведь тоже никто не заставлял. Приехали в город люди, плакаты развесили: крупная модельная фирма с импортным названием объявляет конкурс девушек до двадцати лет в столичную школу топ-моделей с практикой в странах Европы.

На конкурс весь город собрался. Родители сами своих дочерей за руку приводили. Красавиц море, глаза разбегаются. Две недели шел отбор. Тут тебе и слезы, и радость, и мечты, и разочарование. Оксане «повезло», ее отобрали. И еще трех девушек. Грамоты им выдали, билеты до Москвы купили, а там их должны встретить агенты модельного бизнеса. Но удивительно, что конкурс прошли три девочки из детдома и одна сирота из Харькова, учившаяся в кулинарном училище. Нет, никто не спорил. Девушки достойные. Соперниц у них было не так много. Вот только самую красивую, получившую приз зрительских симпатий, не взяли. Дело в том, что у нее папа руководитель администрации города. Папаша был страшно возмущен. Его дочь и вдруг забраковали. Даже хлопотал. Но ему сказали, что жюри неподкупно и вопрос решен.

В Москве девушек встретила «газель» без матовых стекол и прямиком доставила в Ватутинки. Двух дней хватило, чтобы обломать строптивый дух очаровательных хохотушек. Слезы лишь первое время лили. Потом свыклись. Даже письма под диктовку на родину подругам посылали.

Восемь комнат в коттедже, в каждой из них две сломанные души, строгий распорядок дня, диета, физкультура и лекции по эротическому воспитанию, сексу и прочим соответствующим «наукам», умению ублажать мужчин.

Ирина лекций не посещала. Кому свыше двадцати пяти, освобождались от принудиловки. Ее расписание отличалось тем, что ей позволялось два раза в день посещать детей. Сеанс — полтора часа. Приходилось и этому радоваться. Спорить, доказывать, бороться за свои права она уже не пыталась. Однажды ей удалось увидеть заборчик, которым обнесли весь этот райский уголок. Мечты о свободе были разбиты о бетонные стены неприступной крепости.

Оксана тихо спала, изредка вздрагивая, а то и улыбалась во сне. Совсем еще ребенок.

Ирина закурила и вновь уставилась в потолок. Через час их вызовут в «зал». Она уже не думала об этом. Все чувства давно атрофировались. С тем начальником ей так и не пришлось больше столкнуться. А зачем? После карцера ей уже не хотелось с ним разговаривать. Общей темы не нашлось бы. Все само собой встало на свои места.

Но мысль о побеге, застрявшая занозой в голове, не покидала Ирину. Все идеи были направлены только на одно — как спасти детей и бежать с ними. Ни единой зацепки она не могла найти. Хоть бы какую-нибудь лазейку отыскать. Намек на лазейку — и можно уже строить планы. Но пока она никаких выходов не находила.

Для Журавлева делалось исключение. Григорий Ефимович лично принимал его в своем кабинете.

— Ну как вам Москва, Дик?

— Очень тесно, шумно и суетливо. Правда, моим делам это не мешает.

— До меня дошли слухи, что ваш саратовский начальник… забыл его фамилию…

— У него хитрая фамилия. Подполковник Хитрово.

— Да-да, очень странная фамилия. Моя разведка доложила, что трафик может перейти в руки к криминалитету. Что вы об этом думаете?

— Ничего не думаю. Хитрово всего лишь работник управления. Вы же не на личность делаете ставку, а на организацию. Смею вас уверить, что ни одна группировка не станет воевать с саратовским управлением внутренних дел. Себе в убыток. Если ментов разозлить, то они могут устроить серьезный погром. Я не думаю, что вам следует чего-то опасаться. Если я взялся за работу, то вы будете получать свой груз вовремя и в нужном количестве.

— Вы мне нравитесь, Дик. С вами легко иметь дело. Но не только мне вы нравитесь. Идите, ваша пассия уже заждалась. А потом, как я и обещал, вы получите свой леденец. И не один. Выбор очень богатый.

— Договорились.

Журавлев встал и вышел. Странные изменения. Его начали называть на вы. Зауважали, стало быть. На этот раз сопровождающий ему не требовался. Душ, парикмахер, свежее белье и знакомый зал.

Она действительно его ждала. На сей раз он уже не испытывал к ней отвращения. Спасало ее благородное лицо. Если представить себе ее в одежде, то и в голову не придет, будто эта дама — королева разврата. С его-то опытом сердцееда Вадим чувствовал себя мальчишкой перед ней.

Подойдя к нему с бокалом шампанского в руках, престарелая красотка кокетливо тряхнула своими шикарными волосами и пожирающим взглядом впилась в него, словно хотела разорвать на куски.

— Какие у тебя потрясающие глаза, Дик. Ты совсем не такой, как все. Скинуть бы мне годочков тридцать, я бы тебя загребла в объятия и никогда не выпустила. А сейчас мне приходится тебя покупать. Какая несправедливость.

Вадим ничего не ответил. Впрочем, она и не ждала ответа. Кивнув на дверь, она сказала: