Дэн Уоделл - Кровные связи

— Теперь ты готов? — произнес Карл.

Мысли путались в голове у Фостера. Он вспомнил отца. Его последние минуты до того, как он принял коктейль. Он оставался твердым и уверенным в себе. Взгляд человека, который смотрит в бездну, и бездна отступает перед ним. Смерть являлась для него избавлением. Сможет ли он встретить конец своей жизни с таким же достоинством?

Ему снова заклеили рот. Фостер ощутил вкус пластика. Его левая рука была отвязана и отведена в сторону, раскрытая ладонь лежала на другом столике. Фостер уставился прямо в глаза убийце. Карл не смотрел на него. Он просто поднял ботинок и с силой обрушил Фостеру на запястье.

На сей раз перелом был «чистым». По сравнению с жуткой болью в ноге, рука просто онемела. Фостер даже не поморщился и не отвел взгляда от убийцы. Он старался не сводить с него глаз все время, что он находился рядом с ним.

Он ждал, пока Карл уберет ленту, чтобы дать волю гневу или закричать от боли.

Ничего. Лента осталась на месте. Фостер опять потерял сознание. Когда он пришел в себя, ленту уже убрали, он открыл рот, но издал лишь слабый стон. Фостер облизнул пересохшие губы. В голове был туман, он решил использовать другую тактику.

— Это можно было сделать по-другому, — прошептал Фостер. — Я знаю про Ика Фаэрбена. Знаю о несправедливости. — Он замолчал, поморщился, вздохнул. — О том, как его избили, о показаниях Стэффорда Перси, о подброшенном ноже, о решении судьи. Это было пародией. Но существует помилование. Дело можно открыть заново. Имя твоего предка будет очищено.

Карл снова возник перед ним.

— Ик Фаэрбен не был моим предком, — проговорил он.

Найджел менее чем за час добрался до Национальной библиотеки прессы. Там он заказал все выпуски «Кенсингтон ньюс» за 1879 год. Об истории, которая его заинтересовала, он впервые прочитал в «Таймс» за понедельник, это случилось сразу после осуждения Фаэрбена. Но там было всего несколько абзацев. Ему надо знать больше деталей. Когда принесли подшивку, Найджел пролистал ее, пока не добрался до выпусков за третью неделю мая, как раз после суда. На первой полосе материалы о событиях в суде чередовались с информацией об интересующем его происшествии.

Заголовок гласил: «Мужчина зарезал жену и дочерей».

Вчера утром после семи часов инспектор Додд из кенсингтонского отдела полиции получил сообщение, что из-под двери дома по Пэмбер-стрит льется кровь. Обеспокоенные соседи обратились в полицию. Дом принадлежал Сегару Келлогу — владельцу бакалейной лавки.

Инспектор Додд приехал на Пэмбер-стрит, но местные жители, которые по-прежнему были в испуге от похождений так называемого кенсингтонского убийцы, вели себя достаточно спокойно. Он приблизился к двери и действительно увидел на лестнице кровь.

Додд постучал, но никто не ответил. Тогда он дернул дверь, и она открылась. К своему ужасу, Додд заметил за ней мальчика. Без сознания, но живого.

Все его тело было перепачкано кровью. Позади тянулся кровавый след, ведущий в подвал, откуда раненый, искалеченный ребенок выбрался на холодный деревянный пол, после чего потерял сознание. Детектив пошел по кровавым следам вниз и оказался на месте жуткой резни.

Женщина умирала, у нее было перерезано горло. Рядом с ней инспектор Додд нашел холодные и окоченевшие трупы двух ее детей. Неподалеку на полу лежал труп мужчины, из его груди торчал нож.

Вскрытие подтвердило предположение полиции. Скорее всего мистер Келлог убил жену, ранил сына в шею, а потом задушил двух дочерей, после чего обратил свое оружие убийства против себя. Никаких подозреваемых не обнаружили.

Соседи утверждают, что мистер Келлог являлся истинным христианином и трезвенником. Следователи не исключают предположения, что он находился во власти религиозного фанатизма.

Найджелу нужно было найти Дакуорта.

— Тогда почему? — спросил Фостер, напрягая голос, чтобы его услышали. — Если ты не имеешь ничего общего с Иком Фаэрбеном, почему ты делаешь все это?

Он услышал глубокий вздох.

— Полиция арестовала невинного человека за преступления, которые он не совершал. И все ради того, чтобы избежать критики в свой адрес. В тот день, когда Фаэрбена осудили, настоящий убийца по имени Сегар Келлог убил жену и двоих детей. Он перерезал жене горло, ранил сына в шею и задушил двух семилетних дочерей. Если бы он попал на скамью подсудимых, если бы полиция и твой предок справились со своей работой, его семья была бы жива. А злодея повесили бы.

Сын выжил. Его голосовые связки были повреждены. Он больше не мог говорить. Он так и не оправился после случившегося. Какое-то время он вел некое подобие жизни. Взял новую фамилию — Хогг, с тех пор мы все носили эту фамилию, женился, у него родились двое детей. Но он так и не пришел в себя. Наконец он решил, что не может жить после того, что случилось, после ужасов, которые не мог забыть. Перед смертью он написал обо всем. Как следил по ночам за отцом и видел, что он убил двух человек. Как страх перед отцом не позволил ему рассказать обо всем. Как сожалел, что он поддался страху. Как ненавидел силы закона и порядка, осудившие невиновного.

— Вы слышали о прощении? — спросил Фостер.

Хогг проигнорировал вопрос.

— Ты не понимаешь, что значит жить с таким клеймом. Помнить, какая кровь течет в твоих жилах. Она отравлена. Это пятно всегда на нас. Я знаю об этом с тех пор, как нашел письмо Исава Хогга. Все закончится на мне. У меня не будет потомков.

— А что насчет твоей семьи? Вероятно, они прожили достойную жизнь, если ты сейчас разговариваешь со мной. Мы — не только набор генов, не они определяют нашу судьбу.

— Весьма громкое заявление, учитывая, что это говорит последний представитель полицейской династии. Ты никогда не думал, что в этом могут быть замешаны гены?

Фостер стиснул зубы от боли. Если не будет двигаться, то сумеет терпеть ее благодаря наркотику, который все еще находился в его крови.

— Мой предок, может, и подставил Фаэрбена. Но это не значит, что мы все продажные копы. Существует такое понятие, как свободная воля. Она не написана на роду.

— Ты слышал о психогеографии?

Фостер смутно помнил, что Найджел Барнс говорил об этом. Какая-то чушь о том, как места влияют на поведение людей.

— Существует теория, что окружающий тебя мир действует на твои эмоции и поведение. Я ходил по тем же улицам, где мой предок выслеживал жертвы. Я родился недалеко от того места, где он уничтожил свою семью. Узнал, что он сделал и как избежал правосудия. Как моя семья была навсегда запятнана.

— Это больше похоже на оправдание, чем на объяснение.

Хогг ехидно фыркнул:

— Признаться, что-то подобное я и ожидал от полицейского. Забавно, что люди, которые, казалось, должны интересоваться теориями, способными объяснить поведение человека, относятся к ним с презрением.