Дэн Уоделл - Кровные связи

— Примерно две тысячи, — сказал Дринкуотер.

Каждый случай должен быть проверен в течение следующих дней или недель. Расследование убийства всегда окружает ореол таинственности, но по большей части это простая, нудная и кропотливая работа.

— Выясните, у скольких из них имелось или до сих пор имеется разрешение на управление такси, — распорядился Фостер и хлопнул в ладоши. — Остальные знают, что делать дальше, — добавил он, подводя итог совещания. — Мы должны выяснить все о жизни Джеймса Дарбишира: куда он ездил, чем увлекался, чем занимался в последние дни. Проверьте его кредитку и банковскую информацию; допросите знакомых, родственников, подруг, друзей и коллег, проверьте его электронную почту, посмотрите, какие сайты он посещал, включая порносайты, я хочу знать о нем все.

Все встали, некоторые потянулись, другие начали обсуждение, третьи достали телефоны.

— Позвольте мне кое-что сказать, сэр?

Шум внезапно стих. Это была Хизер, по-прежнему красная от гнева. Фостер сначала подумал, что она хочет упрекнуть его за то, что он ее отчитал, когда она опоздала на совещание. Но Фостер знал, что у Хизер хватит ума не делать этого.

— Говорите.

— Наверное, я пропустила ваше обсуждение надписи, вырезанной на груди убитого, — объяснила она. — Но у меня появилась идея.

Фостер сообразил, что румянец на ее щеках появился не от злости, а от волнения.

— Да?

— Вы слышали о генеалогии?

Он задумался. Разумеется, слышал: старые люди последние дни своей жизни занимаются поиском умерших родственников.

— Да, — произнес он. — Дурацкое поветрие.

Присутствующие рассмеялись.

— Знаете, — продолжила Хизер, игнорируя смех, — моя мама несколько лет назад пыталась восстановить семейное древо. Но подобное лучше всего делать в Лондоне, а не сидя дома в Раутенстале. Она приезжала навестить меня, и мы отправились в одно место в Ислингтоне, где было множество каталогов со свидетельствами о рождении, заключении брака, смерти. И там было так людно, что просто яблоку негде упасть.

Поняв, к чему Хизер клонит, Фостер задумался.

— А какое это имеет отношение к убийству Дарбишира?

— Когда вы хотите заказать какое-нибудь свидетельство, нужно заполнить анкету. В ней вы указываете номер необходимого вам свидетельства. Эти индексы похожи на то послание, которое мы обнаружили: комбинация букв и чисел.

Присутствующие закивали, послышались возгласы одобрения. Похоже, это самая лучшая версия, возникшая за время встречи.

— Как вы собираетесь проверить это? — спросил он.

— Моя мама отказалась от своей затеи. Она считает Лондон гнездом зла и порока и не желает больше сюда приезжать. Она наняла одного парня, который зарабатывает себе этим на жизнь, и он сделал все за нее. Оказалось, нашими предками были крестьяне. Ничего особенно интересного. По пути сюда я ей позвонила. У нее сохранился номер его телефона.

— Позвоните ему, но по телефону не вдавайтесь в детали. Назначьте встречу.

«У нас ничего нет, — подумал Фостер. — Вероятно, это хоть как-нибудь сможет изменить ситуацию».

Найджел сидел за столиком в забегаловке, которую язык не поворачивался назвать кафе, в Центре истории семьи в Кларкенуилле, в центре Лондона. Он жалел, что здесь не было «Старбакса», по крайней мере там можно курить. Ему пришлось занять маленький квадратный столик на двоих у стены вместо большого круглого на четверых, уменьшая риск, что придется делить свое личное пространство с каким-нибудь дилетантом, который станет хлебать суп и рассказывать о своем родственнике, потерявшем ногу во время военной операции на реке Сомме.

Кафе находилось в подвале современного, лаконичного по архитектуре здания из бежевого кирпича, виновато ютившегося в глубине Эксмос-Маркет. У одной стены располагались длинные ряды столов, у другой стояли стеклянные шкафы и вешалки для одежды. Тут не было одетых во все черное официантов, подающих кофе, приготовленный семью разными способами; лишь несколько раздаточных автоматов, из них лилась обжигающая язык мутноватая жидкость. Еще один автомат выдавал сандвичи, скукожившиеся и помятые в своей пластиковой упаковке. Средний возраст посетителей центра примерно в два раза больше, чем в обычных местах скопления народа. Семейная история за редким исключением являлась увлечением людей, для которых смерть казалась уже не отдаленной перспективой, а неизбежной действительностью.

Центр истории семьи был Меккой для генеалогов и семейных историков. Здесь хранились записи обо всех, кто рождался на свет, вступал в брак или умирал на территории Англии и Уэльса с 1837 года, а также копии данных о переписи населения с 1841 по 1901 год. Найджел любил копаться в индексах, ему нравилось погружаться в бюрократические записи о тех, кто давно покинул мир. Но теперь он испытывал постоянное разочарование. Восемнадцать месяцев назад Найджел поклялся, что никогда не вернется сюда, и ушел с твердым намерением не тратить целые дни на восстановление семейных древ всяких дилетантов из среднего класса, которых не интересовала история их прошлого, подробный рассказ о жизни их предков — все то, что так восхищало Найджела. Им нужна была только информация, чтобы восстановить их убогое семейное древо, красиво нарисовать его и повесить на стенку. Восемнадцать месяцев назад он направился в прекрасный, возвышенный мир академии заниматься настоящей наукой. Сейчас он опять вернулся к выполнению частных заказов.

Тем холодным мартовским днем в половине четвертого Найджел слонялся без дела, вместо того чтобы работать с каталогами. «А этот день, — подумал он, — был не таким уж и плохим». Даже пожилой джентльмен за соседним столиком, чистивший яблоко так медленно, что к тому моменту, когда он решил все-таки его съесть, оно стало бурым, не мог испортить его. Найджел позвонил клиентке и сообщил, что нашел могилу Корнелиуса Типледи. Она обрадовалась. Затем, прежде чем поехать в центр, он посвятил несколько часов поискам информации в Национальном архиве в Кью для другого клиента — миссис Карнелл. Теперь он пытался подавить улыбку (и у него это получилось), а также решить, что скажет ей, когда позвонит позже, чтобы сообщить правду о Силасе Карнелле, ее предке, который погиб в море в 1840-х годах и за подробности о чьей героической смерти она ему платила.

Проблема заключалась в том, что смерть Силаса никак нельзя было назвать героической. Найджелу удалось раскопать его личное дело, в нем упоминалось, что матрос встретил смерть в море. Но не в бою. Силаса осудили и повесили. В чем же его вина? Он занимался сексом с одной из коз, которую взяли на борт ради молока. «В бурю любая гавань хороша», — усмехнулся Найджел. Странно, но казнили не только Силаса. Козу зарезали.