Тана Френч - В лесной чаще

— Ни слова об этом на суде, — буркнул О'Келли.

Кэсси пожала плечами.

В комнате воцарилось молчание. История была ужасна сама по себе — старая как мир легенда о Каине и Авеле, только в еще более мерзком современном варианте, — и мне трудно описать, какие чувства я испытывал, слушая Кэсси. У нее всегда очень красивый голос, гибкий, плавный и чистый, но сейчас ее слова словно шипели, змеясь по стенам, черными кляксами застилали свет и гнездились по темным уголкам.

— Доказательства есть? — поинтересовался О'Келли. — Или вы верите словам Доннели?

— Твердых улик нет, — ответила Кэсси. — Мы можем доказать связь между Дэмиеном и Розалиндой — они перезванивались по мобильнику и оба дали нам одинаковую ложную наводку, что косвенно свидетельствует о ее причастности, — но у нас нет ни одной прямой улики, что она хотя бы знала об убийстве до того, как оно произошло.

— Ну конечно, нет, — с горечью кивнул О'Келли. — Что я спрашиваю?.. И как, вы все трое согласны? Или это частное мнение Мэддокс?

— Поддерживаю детектива Мэддокс, сэр, — твердо заявил Сэм. — Я допрашивал Доннели и уверен, что он говорит правду.

О'Келли тяжело вздохнул и взглянул на меня. Похоже, он считал, что Сэм и Кэсси создают ненужные трудности, тогда как ему просто закончить бумажную работу с Доннели и объявить о закрытии дела. Однако, несмотря на свои усилия, босс никогда не был деспотом и ему не хотелось опровергать единодушное мнение команды. Мне стало его почти жаль: я был последним человеком, у которого он мог найти поддержку.

Я кивнул.

— Превосходно, — устало проговорил О'Келли. — Просто замечательно. Ладно. Слов Доннели недостаточно для выдвижения против нее обвинения, тем более приговора. Значит, необходимо признание. Сколько ей лет?

— Восемнадцать, — хрипло ответил я. Я так долго молчал, что у меня сел голос. — Восемнадцать, — повторил я, прочистив горло.

— Слава тебе Господи — по крайней мере не придется просить разрешение на допрос у ее родителей. Ладно. О'Нил и Мэддокс, вы везете ее сюда, прижимаете к стенке, пугаете до смерти и выбиваете признание.

— Не сработает, — возразила Кэсси. — У психопатов очень низкий порог тревоги. Чтобы напугать Розалинду до смерти, надо приставить к ее голове пистолет.

— У психопатов? — изумился я.

— Господи, Мэддокс, — проворчат О'Келли. — Поменьше Голливуда. Она же не съела свою сестру.

Кэсси подняла голову от блокнота и холодно промолвила:

— Я говорю не о психах из кино. Она подходит под клиническое описание. Отсутствие угрызений совести и способности к сопереживанию, патологическая лживость, склонность к манипулированию людьми, развитая интуиция, стремление очаровывать, потребность во внимании, нарциссизм, быстрое наступление скуки, нетерпимость к любым попыткам противоречить… Наверное, я что-нибудь забыла, но звучит довольно убедительно, не так ли?

— Более чем, — подтвердил Сэм. — Значит, в суде ее могут объявить невменяемой?

О'Келли что-то раздраженно буркнул в адрес психиатрии вообще и Кэсси в частности.

— Она в здравом уме, — сухо возразила Кэсси. — Любой психиатр подтвердит. Речь идет не об умственной болезни.

— И давно ты это знаешь? — спросил я.

Кэсси покосилась на меня.

— Догадывалась с первой встречи. Но тогда это не имело значения для следствия: убийца явно не являлся психопатом, а у Розалинды имелось железное алиби. Вообще-то я хотела тебе сказать, но разве ты поверил бы?

«Могла бы попробовать», — чуть не вырывалось у меня. Я заметил, как Сэм с беспокойством посмотрел на нас.

— В любом случае, — продолжила Кэсси, — если мы хотим получить признание, запугивать Розалинду бесполезно. Психопаты не знают, что такое настоящий страх; для них важнее агрессия, скука или наслаждение.

— Ладно, — кивнул Сэм. — А как насчет младшей сестры, Джессики? Может, она что-то знает?

— Вероятно, — произнес я. — Они близки.

При последнем слове Кэсси недовольно скривила губы.

— Господи Иисусе, — пробормотал О'Келли. — Ей двенадцать? Значит, необходимо согласие родителей.

— Вообще-то, — заметила Кэсси, не поднимая головы, — я не думаю, что и от Джессики будет какой-то прок. Она полностью под контролем сестры. Не знаю, как Розалинда этого добилась, но Джессика почти не способна мыслить самостоятельно. Если нам удастся начать дело против Розалинды, тогда, не исключено, рано или поздно мы что-либо узнаем от Джессики. Но пока Розалинда дома, младшая сестра не скажет нам ни слова.

О'Келли наконец не выдержал. Он терпеть не мог, когда его сбивали с толку, а натянутая атмосфера в комнате возмущала его не меньше, чем само дело.

— Прекрасно, Мэддокс. Огромное спасибо. И что ты предлагаешь, черт возьми? Может, придумаешь для разнообразия что-нибудь полезное, вместо того чтобы рубить все версии на корню?

Кэсси перестала рисовать и начала вертеть карандаш в руке.

— Разумеется, — ответила она. — Психопатам нравится властвовать над другими людьми — манипулировать, причинять боль. Мне кажется, можно это использовать. Дадим ей всю власть, какую она сумеет взять, и посмотрим, что получится.

— О чем ты?

— Прошлой ночью Розалинда обвинила меня в том, что я сплю с детективом Райаном.

Сэм резко повернулся ко мне. Я не сводил глаз с О'Келли.

— Ах да, я забыл, прошу прощения, — мрачно произнес он. — Надеюсь, это неправда. Вы и так по уши в дерьме.

— Нет, — вздохнула Кэсси, — неправда. Розалинда хотела вывести меня из себя. Ей это не удалось, но она не знает, попала в точку или нет. Вероятно, я просто хорошо скрываю свои чувства.

— И что дальше? — поинтересовался О'Келли.

— Теперь я могу пойти к ней, признаться, что у нас действительно роман с детективом Райаном, и попросить не выдавать нас. Заявлю, что мы подозреваем о ее участии в убийстве Кэти, и предложу рассказать ей все, что нам об этом известно, в обмен на ее молчание.

О'Келли фыркнул.

— И ты думаешь, что она расколется?

Кэсси пожала плечами:

— Почему бы нет? Да, большинство людей не любят признавать, что совершили нечто ужасное, даже если им не угрожает никакое наказание. Они сами переживают и не хотят, чтобы другие думали о них хуже. А для Розалинды другие люди просто не существуют, они как персонажи из видеоигры, а «плохо» или «хорошо» — только слова. У нее нет ни сожалений, ни чувства вины из-за того, что Дэмиен убил Кэти. Могу поспорить, она даже гордится. Для нее это большой успех, и ей хочется кому-нибудь похвастаться. Если Розалинда будет уверена, что козыри у нее на руках и на мне нет «жучка» — а я, конечно, не стала бы надевать «жучок», признаваясь в связи со своим напарником, — она ухватится за такой шанс. Рассказать детективу обо всем, что совершила, зная, что у меня связаны руки… Для нее это наслаждение. Она не устоит.