Максим Шаттам - Кровь времени

Джордж сделал короткую паузу.

— Вспомните также об эпизоде, когда Азим говорит Мэтсону, что все убитые дети посещали одно и то же учебное заведение. Джереми признается, что в этот момент почувствовал себя плохо, а лицо его приобрело мертвенно-бледный оттенок. Мы должны бы видеть причину такой реакции в том, что он чувствует самого себя целью злодеяний убийцы, — ведь англичанин сам работал в этом учебном заведении. На самом же деле Мэтсон осознал, что Азим сделал гигантский шаг в раскрытии дела.

— В этом нет никакого смысла! Зачем тогда ему было признаваться на страницах дневника, что он почувствовал себя не в своей тарелке?

— Именно в этом и заключается сила Мэтсона. Он скрывает только необходимый минимум правды и притом совершенно ничем не рискует. Если бы Азим в свою очередь сам написал дневник или пересказал кому-нибудь суть своих разговоров с Мэтсоном, ненормальность Джереми стала бы очевидной, и у него возникли бы серьезные проблемы.

Марион перешла в наступление:

— Нет, это предположение никуда не годится! С самого начала Джереми показал себя очень компетентным следователем. Он находит важные улики на месте преступления, делает верные умозаключения. Будь он виновен, наверняка хранил бы молчание!

— Только не Мэтсон! Наоборот, таким образом он укреплял свой авторитет в глазах Азима. Там, где египетский детектив в течение нескольких недель не продвинулся ни на шаг, Джереми быстро добился значительного прогресса. Это позволило ему без труда подчинить напарника своей власти. А ведь все, что сказал англичанин, ни в коей степени его не компрометировало. В тот момент он уже знал, что будет валить всю вину на своего главного врага — моего отца. Требовалось собирать факты, свидетельствующие о причастности Фрэнсиса Кеораза к убийствам, искать улики против него, даже если приходилось создавать их самому.

Старик не отводя глаз смотрел на колокольню.

— Есть еще более показательный эпизод, — объявил он, — это момент, когда Мэтсон обсуждает с Азимом самое первое преступление — убийство нищего в квартале Шубра. Оправдывается, говорит, что опросил всех и каждого, искал возможных свидетелей повсюду. Утверждает, что в тот день имел в своем распоряжении минимальное число подчиненных и фактически ему пришлось все делать одному. Однако на страницах дневника он неоднократно признается в незнании арабского языка. Как же тогда он опрашивал местных жителей? Надо ли напоминать: в другом месте он замечает, что Шубра — очень бедный квартал; значит, там никто не говорил по-английски.

— Ну, вероятно, он просто не стал утруждать себя мелкими деталями и не написал, что вместе с ним ходил драгоман… — пробормотала Марион; боевой задор внезапно оставил ее.

Джордж пожал плечами.

— Джереми Мэтсон не жертва ненависти того, кто убивал детей. Предполагать, что этот негодяй совершал свои злодеяния исключительно из-за Мэтсона, просто смешно. Англичанин связан с каждой деталью расследуемых дел потому, что сам и был убийцей. Послушайте: он поступил на работу в это учебное заведение, чтобы сделать приятное Иезавели. Там увидел детей, ставших его потенциальными мишенями. Именно он вел расследование первого убийства в Шубре. Быстро отыскал преступника — чернокожего великана, пораженного номой: вероятно, так звучит название болезни, превратившей этого негра в гул. Мэтсон не стал его арестовывать, а вместо этого подчинил своей воле.

Детектив был знаком с несчастным археологом и сам признавался, что часто с ним болтал. Наверняка тот рассказал ему о своем последнем открытии; возможно, археолог даже привел Мэтсона в подземелье, а потом тот его убил. Теперь англичанин располагал надежным тайным укрытием для своего «ручного монстра». В обмен на крышу над головой и протертую пищу он потребовал у негра пытать несчастных детей так же, как он мучил нищего. Ему осталось только найти подходящих малышей и привести каждого в условленное место. Мэтсон и отправился за учениками из школы Кеораза.

Еще раньше, взломав двери в канцелярию этого учреждения, он ознакомился с личными делами детей и потому имел всю необходимую информацию. Располагая этими ценными сведениями, он манипулировал детьми. Вдали от потенциальных свидетелей обещал им, например, деньги, неслыханные тайны, связанные с легендами, — все, что угодно, лишь бы это выглядело привлекательным для ребенка из бедного квартала. Вспомним, что дети знали его, — ведь он один из их преподавателей. Мэтсон назначал им тайное свидание, по возможности ночью, чтобы никто не заметил, как они выходят из дома. Что происходило затем — нам, увы, известно.

Ветер, который до последнего момента вел себя робко здесь, на северном скате крыши, вдруг взревел, прижался к Джорджу Кеоразу и принялся хлестать его по щекам.

— В действительности Мэтсон говорил по-арабски, я в этом уверен! — закричал старик изо всех сил, чтобы Марион расслышала его слова. — Он прожил в Каире девять лет. Трудно представить, что человек работал в таком городе детективом почти целое десятилетие и не овладел местным языком хотя бы на самом элементарном уровне. Не стоит также забывать, что Мэтсон был завсегдатаем кахвы, а посетители ее говорили по-арабски: рассказывали старинные легенды, сменяя один другого. Джереми был очарован восточной культурой, пропитанной мифами. Когда он увидел изуродованного болезнью чернокожего гиганта, ему на ум сразу пришли легенды о гул. Может быть, именно тогда в голове у него и возник весь сценарий. Он вспомнил, как Фрэнсис Кеораз соблазнил Иезавель, рассказывая ей истории из «Тысячи и одной ночи», и решил дать волю своим безумным наклонностям, а затем исказил истину таким образом, чтобы иметь возможность обвинить в преступлениях своего счастливого соперника. Быть может, он принял эту версию на вооружение позже, когда ему стали известны сплетни перепуганных жителей, и только тогда решил свалить вину за эти безумства на моего отца под предлогом, что тот страстно увлекается историей.

Марион схватила Джорджа за запястье.

— Скажите, Джо, вы сумели так тщательно проанализировать текст дневника, потому что в вашем распоряжении было семьдесят лет?

Он печально взглянул на нее.

— Мне потребовалось перечитать его дважды, и я нашел все, что искал.

— Но почему вы настолько уверены в собственной трактовке событий?

Старик ответил с недоумением:

— Вы что, забыли? Я ведь Джордж Кеораз. Меня же похитили… Я-то знаю, кто явился за мной в трамвай и забрал меня оттуда.

Джордж потер подбородок, его рука чуть дрожала.

— Это был он, Марион; вот почему я так категоричен. Не предлагаю вам определенную трактовку, а утверждаю, что так все и было. Джереми Мэтсон сел в мой трамвай. Отец познакомил меня с англичанином накануне, к тому же тот был полицейским. Этого оказалось достаточно — я согласился выйти с ним из вагона. Отец якобы послал его за мной — пусть привезет меня к отцу в другое место, не ко мне домой.