Эрик Гарсия - Ящер-2 [Casual Rex]

На стене висело не меньше шести часов с кукушкой, четыре модели отличались по размеру, форме и цвету, но две были абсолютно одинаковыми. Должно быть, он случайно купил одну и ту же модель второй раз, сам того не осознавая. Я заметил, что все часы показывали разное время, и поскольку свои часы я утром забыл дома, то весьма запутался, сколько же времени уже сижу здесь, пытаясь не соскользнуть с дивана.

— Это мои любимчики, — сказал мистер Левитт, появляясь с полной тарелкой блинчиков. — Они составляют мне компанию, словно старые друзья.

Да, поезд жалости прибывает на платформу ровно в назначенный час.

Он поставил тарелку с блинчиками на кофейный столик, одновременно служивший аквариумом. Внутри не было рыбок, только вода, какие-то пластиковые растения и разноцветный керамический замок. Мистер Левитт пригласил меня отведать угощение.

— Мне казалось, вы сказали, что готовите вафли.

— Ну да, но блинчики приготовились быстрее, — он схватил один блинчик с тарелки и начал откусывать мелкие кусочки. Чтобы не обидеть хозяина, я сделал то же самое. Блинчики были резиновые.

— Как я сказал, — продолжил мистер Левитт, — Джей был хорошим мальчиком. И дружил с хорошими мальчиками.

— Ммм, — пробормотал я сквозь каучуковый блин.

— Он был очень аккуратным, я это всегда замечал. Особенно сейчас, когда большинство детей выглядят как панки.

Не хотелось еще нарушать его чувство времени больше, чем оно уже нарушено, поэтому я не стал говорить ему, что мода на панков почила в бозе уже лет десять назад.

— Он не упоминал о какой-нибудь религии? — спросил я. — Возможно, он искал духовного просветления?

— Нет, нет, ничего подобного. Этот дом всегда населяли атеисты.

— А его друзья… Они не казались вам странными?

— Странными? Нет, сэр. Очень милые ребята. Очень аккуратные, — ага, снова это слово. Я уцепился за него.

— В чем выражалась аккуратность? В их манере, в стиле?

— Конечно. Ну и одевались они всегда хорошо. Человеческие личины всегда сидели превосходно. Волосы не слишком длинные. И они очень уважали старших. Всегда следили за этим.

Ага, это уже что-то.

— Они так говорили — «уважение к старшим»? Или, возможно, это называлось «почитанием предков»?

В глазах мистера Левитта вспыхнули огонечки. Ага, в конце концов, появилась какая-то мыслишка.

— Да… да. Звучит знакомо. На самом деле после ваших слов я уверен, что именно так они и говорили.

Мы, без сомнения, на верном пути.

— Вы не возражаете, если мы поговорим поподробнее о Джее? О том, как он умер?

— Вафли скоро будут готовы, — буркнул мистер Левитт.

Я и сам был рад отвлечься, правда-правда. Ничего веселого нет в том, чтобы вытягивать информацию из кого-то, кому не хочешь причинить боль. Но я уже слишком близко подошел к цели, чтобы отступать.

— Не было чего-то странного в его поведении в последние дни перед смертью? Не уходил ли он из дома, не брал ли он у вас денег?

— Он был хорошим мальчиком, — повторил мистер Левитт уже громче, в его голосе послышалось волнение. — Он никогда ничего не украл.

— Я понимаю. Правда. Я имел в виду другое… — я сделал вдох, собрался с мыслями. — Он когда-нибудь говорил о прогрессе? О движении по пути прогресса?

Вероятно, хозяину эти понятия были знакомы, но времени расспросить его не было. Раздалось второе «чпок!», на этот раз громче и звонче, мистер Левитт снова вскочил и вышел из гостиной. Я уселся поудобнее на диване, отчаянно пытаясь удержаться на скользкой поверхности, и закрыл глаза. Разговор потребовал больше усилий, чем я ожидал. Будем надеяться, что Эрни повезет больше, когда он будет общаться с родителями в Ньюпорт Бич, ребенка которых постигла та же судьба. Как минимум, его там, скорее всего, не будут кормить всякими малосъедобными штуками. Я откусил еще кусочек от своего блина.

Мистер Левитт вернулся из кухни с грудой вафель, возвышавшейся на тарелке, как ацтекская пирамида. Он молча поставил их рядом с блинами, затем выпрямился и снова вышел из комнаты. Неужели я слишком сильно надавил на него? Огорчил беднягу? Это совершенно не входило в мои планы.

В задней комнате раздалось какой-то шебуршание и грохот, и через несколько минут мистер Левитт вернулся, держа в руках скомканный лист бумаги, вырванный из тетрадки. Сопя, как зомби, он прошел через комнату, еле волоча ноги по пушистому ослепительно-чистому ковру, и молча протянул мне эту бумажку. Я взял ее за один конец, уже догадавшись, что это может быть, и прочел.

Разумеется, записка была написана твердой рукой: НЕТ СМЫСЛА ЖИТЬ ДАЛЬШЕ БЕЗ ПРОГРЕССА.

— В тот день мы собирались пойти понаблюдать за птичками, — сказал мистер Левитт, когда я передал листок обратно в его трясущиеся руки. — Я встал пораньше, достал фотоаппараты, бинокли, все уложил и приготовил, а потом пошел будить сыночка. Последние несколько дней он был в таком возбужденном состоянии, говорил, что его жизнь пошла в гору и ему самому уже лучше, что ему пойдет на пользу это небольшое фото-сафари.

— И? — поторопил его я.

— И… он так и не проснулся, — мистер Левитт закашлялся. — А я все пытался разбудить его, тихонечко так, но он не двигался. А в руке… в руке у него был пузырек с моим снотворным, насколько я понял…

Записка с упоминанием прогресса, «аккуратные друзья» Джея, почитание предков — все это именно то, за чем я сюда и пришел. Остальное — просто слезливая история, без сомнения, очень трагичная, но не настолько важная для нашего дела, чтобы мне еще задерживаться здесь.

— Спасибо, что вы уделили мне время, мистер Левитт, — сказал я, пытаясь встать с дивана, не заработав в процессе грыжу. Сегодня мой «костюм» мне был тесен, должно быть, благодаря картошке фри, которую я тоннами поглощал во время заточения Руперта в квартирке над офисом, кроме того довольно сложно перемещаться, пока не поднимешься из этой ванны со склизким желе.

Но мистер Левитт был настойчив, если не сказать больше, и пока я шел к двери, он рысцой бежал сзади. В последнюю минуту он внезапно оживился и стал энергичнее, чем был все те полчаса, что я пробыл у него.

— Прошу вас, останьтесь, — умолял он. — Я поставил печенье в печку, на максимальной скорости оно будет готово максимум через две с половиной минуты.

— Мне очень хотелось бы остаться, — стал объяснять я. — Но мне нужно идти. Простите, что побеспокоил вас.

— Я понимаю, — сказал он тихо и монотонно. — Все уходят.

Не сказав больше ни слова, он отвернулся, сердито пошлепал в гостиную, плюхнулся на диван и соскользнул на пол, где остался лежать, свернувшись калачиком.

Господи. Ну я же не железный.

Мы несколько часов играли в пачизи. [10] Народная индийская игра. Название ее происходит от слова «пасис», что означает двадцать пять, максимальное число, которое может выпасть на костях для этой игры. Я каждый раз выигрывал, несмотря на полное непонимание правил, но мистер Левитт сидел все это время с улыбкой до ушей. Я вообще-то занимаюсь частным сыском не для того, чтобы кого-то веселить, и я чаще приношу неприятности, чем радость, но в тех редких случаях, когда я могу делать добрые дела (мои приятель аллозавр-еврей называет это «мицва» [11] В переводе с иврита «заповедь», совершение благого дела бескорыстно. ), то очень рад, что не беру за это денег.