Филипп Делелис - Последняя кантата

Иоганн Себастьян не знал, что означают последние слова. Он снова забросил перевод и начал копаться в памяти. Ну конечно же! Возвращение Христа!

Иоганн Амвросий отвечал жене, что надо различать людскую справедливость и справедливость Божью. Справедливость Цезаря… Справедливость Бога… Как и Лютер, он осуждал насилие, но и святотатство тоже.

Элизабет настаивала на вторичном крещении, осознанном крещении, основанном на духовном опыте и аскетизме. Она вспоминала, что именно здесь, в Тюрингии, была дана в откровении эта доктрина, родилась истинная мораль: повиновение и отказ от современного общества. Она обвиняла Лютера в том, что он способствовал репрессиям, Цвингли, [83] Цвингли, Ульрих (1484–1531) — деятель Реформации в Швейцарии, основатель цвинглианства — радикального направления в протестантизме. В 20-х годах XVI в. провел реформу церкви и политического строя в Цюрихе. что он в Цюрихе утопил своих противников, курфюрста Саксонского, что он в Франкенхаузене обезглавил Томаса Мюнцера. [84] Мюнцер, Томас (ок. 1490–1525) — один из вождей Крестьянской войны в Германии. Учил, что царство Божье — общество без богатых и бедных — надо строить на земле. Она вспоминала два слова Лютера, сказанные им князьям: «Бейте, режьте». И князья оказались такими послушными, что более ста тысяч крестьян, обвиненные в ереси, были уничтожены.

Иоганн Амвросий не мог согласиться с мнением жены, которая всю вину сваливала на Лютера. Он резко попрекнул ее в этом и запретил ей общаться с анабаптистскими мистиками из ее родных мест.

Иоганн Себастьян едва осмеливался смотреть на мать, которая села за стол. Она молчала и, казалось, с трудом дышит. Мальчик поднял к ней взгляд. И вдруг почувствовал смерть. Близкую смерть той, кого он так любит. Слеза скатилась по его щеке. Охваченный безудержной дрожью, он отложил перо и безотрывно смотрел на мать, словно хотел запечатлеть в своей памяти все до малейшей черты ее лица.

Он снова почувствовал, что не должен терять ни минуты, пока она здесь, и решил, что спор, который только что вели родители, смехотворен. Но почему такая непримиримость с обеих сторон? Почему все те люди, о которых говорила мать, были казнены? И что такое сделал Лютер? Почему мать никогда раньше не говорила ему, как она в действительности относится к Лютеру? Кому верить?

— Иоганн Себастьян! Займись своим переводом!

Мальчик быстро взял перо, обмакнул его в чернила и склонился над работой.

Et unam sanctam catholicam et apostolicam ecclesiam… [85] Во едину Святую, Соборную и Апостольскую церковь (лат.) — 9-й член «Символа веры».

Париж, наши дни

Жиль Беранже, удобно расположившись на одном из глубоких диванов в гостиной Летисии, деликатно помешивал лед в стакане с виски. После невероятной утренней новости он не потерял зря время. Расспросил экспертов музея Дома Инвалидов, [86] В Доме Инвалидов находится Военный музей. а также специалистов из музея старинного оружия Венсенского замка. Да, сведения об оружии, которым было совершено преступление, выходили за обыденные рамки. И это предвещало нелегкое расследование, непохожее на все банальные криминальные расследования вроде убийства в порыве страсти, сведения счетов между мелкими преступниками, вооруженного грабежа в супермаркете. Оно было совсем из другой области, из детских снов с героями полицейских романов начала века — Арсеном Люпеном и Рультабилем, Бельфегором и Фантомасом. Жиль был убежден, что для того, чтобы по-настоящему углубиться в это дело, ему надо вернуться в детство, не отвергать a priori [87] Здесь: заведомо, заранее (лат.). ни одну гипотезу и всячески подогревать свое воображение. Только вот сохранил ли он еще способность входить в этот восхитительный мир с легкостью, без колебаний? Не изменился ли уже его ум? Возможно, его изыскания о музыкантах прошлого спасли его от полного склероза, но ведь сейчас речь идет не о том, чтобы копаться в старых документах или в душах давно умерших предполагаемых свидетелей. Надо было найти убийцу человека, холодный труп которого лежал сегодня в реальном холодильнике Института судебной медицины.

— Так вы мне сказали… шпага восемнадцатого века? Но… это еще хуже, чем кошмар, мы втянуты в какой-то полный бред.

— Да, если точно, то середины восемнадцатого века, — уточнил Жиль невозмутимо, что соответствовало обстоятельствам. — Должен признать, это весьма необычно — холодное оружие ныне. Скорее — нож со стопором.

— И какие у вас предположения относительно убийцы?

— Вот по этому поводу я и пришел повидаться с вами. Я составил своего рода типологию, хотя и немного банальную, думаю, возможных убийц. Я хотел спросить вас, были ли у Пьера Фарана какие-либо контакты с людьми этих категорий?

— Я слушаю вас, — немного растерянно сказала Летисия.

— Это убийство теоретически могло быть совершено только каким-нибудь коллекционером старинного оружия, или сектантом, или извращенцем, или же, конечно, сумасшедшим. Начнем с коллекционера…

— Нет, — решительно отрезала Летисия, — я не думаю, что Пьер знал хоть одного коллекционера оружия. Даже знакомых коллекционеров марок у него не было. Видите ли, коллекционирование само по себе было противно его натуре. Коллекционировать — это значит сохранять, систематизировать, создавать что-то незыблемое. Мы как-то раз говорили с ним об этом, коллекционирование для Пьера было делом рутинным, чуждым движению вещей и самой жизни.

— Но каждый человек нуждается в ориентире, не так ли?

— Да, кроме некоторых категорических сторонников прогресса, таких, как он. Он рассматривал жизнь только как постоянное превышение того, что уже достигнуто. Он отрицал всякие границы и всякие ориентиры.

— Это абсурд, прогресс — не прекрасная прямая линия, ведущая к абсолюту. Это всеобщее понимание. Нам пообещали светлое будущее, но дело, скорее, идет к тому, что впору кричать…

— Да, конечно… Словом, я не думаю, что здесь замешан какой-нибудь коллекционер, а тем более — коллекционер оружия. Во всяком случае, наверняка он такового не знал, но нельзя исключить, что когда-то он обругал кого-нибудь из них и тем самым нажил себе врага…

— Ладно… Перейдем ко второй категории… Секта?

— Еще более невероятно. Он был чрезвычайно убежден в том, что имеет разумный взгляд на вещи во всех областях… Разве только секта атеистов?

— А франкмасонство?

— О них я мало что знаю. Нет, в крайнем случае какое-нибудь политическое движение…

— Мы проверили. Одно время он несколько раз встречался с троцкистами, но на деле за ними не последовал. И потом, главное, эти люди никогда не прибегали к шпаге восемнадцатого века. А ведь это наша основная точка отсчета. Я включил секту потому, что использование шпаги могло, возможно, означать ритуал, я, правда, не знаю какой.