Скотт Смит - Простой план

Я выбрался из-под одеяла, прошел босиком через всю комнату и вытащил девочку из колыбельки. Сара спала на животе, и стоило мне ускользнуть, как она тут же притянула к себе мою подушку.

Я постоял возле люльки, укачивая Аманду на руках и нашептывая ей ласковые слова, однако утихомирить ее было не так-то просто; моих увещеваний ей явно было недостаточно, и она оповестила меня об этом, издав громкий утробный звук, похожий на продолжительную отрыжку, так что мне пришлось спешно перенести ее в комнату для гостей, пока дочка не разбудила свою маму. Я взгромоздился вместе с ней на кровать, укутав нас обоих одеялом.

Я начинал находить удовольствие в этих ночных бдениях. Это было единственное время суток, когда я мог наслаждаться близостью ее хрупкого тельца. Днем, когда я прикасался к ней, малышка тут же заливалась плачем, и только по ночам я мог держать дочку на руках, гладить ее личико, нежно целовать в лобик. Только ночью мне удавалось успокоить ее и убаюкать.

Ее постоянный плач угнетал меня, вызывая ощущение собственной вины. Стоило мне остаться с ней наедине, как Аманда тут же закатывалась в крике. Педиатр, наблюдавший девочку, и сам не мог сказать с уверенностью, когда же придет конец этим истерикам, хотя и заверял нас в том, что явление это временное, — так проходит адаптация чувствительной детской психики к окружающей обстановке. К его доводам я относился с пониманием, и все-таки, несмотря на все мои попытки не поддаваться эмоциям, не мог избавиться от двойственного чувства, которое рождали во мне капризы дочери. Испытывая к ней нежность и жалость, я в то же время не мог подавить в себе вспышки отвращения. Мне казалось, что ее плач — не что иное, как проявление дурного характера, врожденной нервозности и раздражительности, и Бог наградил ее этим в наказание мне. Девочка словно отказывалась принимать мою любовь.

Не знаю, чем объяснить, но по ночам эти тревожные симптомы исчезали. Аманда тянулась ко мне, и меня переполняла любовь к ней. Я склонял голову к ее личику и впитывал нежный, душистый аромат ее тельца. Я прижимал малышку к своей груди, и ее ручонки пощипывали мою кожу, ощупывали нос, глаза, уши.

— Шшш, — тихонько приговаривал я и шептал ее имя.

В комнате было холодно и темно. Дверь я оставил открытой, и в ее проеме просматривался холл. Казалось, его голые белые стены светятся в темноте.

Постепенно Аманда начала успокаиваться. Головка ее покачивалась в такт размеренному дыханию, ручонки сжимались в кулачки. Ножками она упиралась мне в грудь.

Я задремал, и дважды мне приснилось, что она уже научилась говорить. Вот она сидит за кухонным столом и ест с ножом и вилкой. Бормочет что-то, издавая глубокие гортанные звуки, устремив взгляд прямо перед собой, словно уставившись в телевизионную камеру. В ее речи мелькают названия цветов — голубой, желтый, оранжевый, лиловый, зеленый, черный; марок автомобилей — «понтиак», «мерседес», «шевроле», «ягуар», «тойота», «фольксваген»; деревьев — клен, слива, ива, дуб, бук, мирт. Мы с Сарой, замерев в удивленном молчании, вслушиваемся в этот лепет. Вдруг она начинает перечислять имена: Педерсон, Сонни, Ненси, Лу, Джекоб… При упоминании имени брата я встаю и влепляю ей пощечину. Каждый раз сон мой заканчивался на этой пощечине — я просыпался от ее звонкого шлепка, — и каждый раз в сознании возникала мысль о том, что, не ударь я девочку, она продолжала бы и дальше перечислять имена. И списку этому не было бы конца.

Когда Аманда совсем затихла, я стал прислушиваться к дыханию дома. Снегопад прошел, и поднялся ветер. Стены поскрипывали под его порывами — так стонет корабль под натиском волн. Когда ветер усиливался, слышно было, как дрожат стекла окон. Почувствовав озноб, я поплотнее укутался в одеяло.

Аманду уже можно было нести обратно в спальню — она засыпала, но я почему-то медлил. Мне хотелось еще немного побыть с ней, такой спокойной, умиротворенной.

Мы сидели на кровати Джекоба. Мысль об этом, непрошеная и неожиданная, оживила в памяти воспоминание о том, как он лежал здесь, пьяный, и я наклонился к нему, чтобы поцеловать и пожелать спокойной ночи. Машинально я поднес к носу одеяло и вдохнул, пытаясь уловить запах Джекоба, хотя и понимал, что это нереально.

«Поцелуй Иуды» , — прошептал тогда Джекоб.

За окном раздался шум от проезжавшей мимо снегоуборочной машины; глухо шуршали ее скребки и щетки. Я взглянул на Аманду. Она вольготно раскинулась у меня на руках, как будто крепко спала, но глаза ее все еще были приоткрыты и поблескивали в темноте, словно стеклянные бусинки.

Я сидел не шелохнувшись в ожидании рассвета, чувствуя, как давят на меня мои проблемы, скручиваясь где-то внутри в тугой узел. Меня не покидала мысль о том, что все мои дальнейшие шаги, какими бы разумными они ни казались, обречены на провал.

Я вдруг понял, что лучшим решением в сложившейся ситуации, хотя и самым безжалостным, могло бы стать мое бегство. Прихватив деньги, я бы оставил Сару с Амандой и просто растворился в ночи. Я мог бы начать жизнь с нуля, совсем иную, отрекшись от своего имени и прошлого. Закрыв глаза, я представил, как покупаю новый автомобиль — иностранный, спортивный, сверкающий яркой краской, не задумываясь о его стоимости, не обременяя себя заботами об оформлении кредита и сроках его погашения, — просто отсчитываю стодолларовые купюры, передавая их в руки изумленного торговца. Я представил себе, как путешествую в этой новой машине; в багажнике — лишь один чемодан; новую одежду покупаю, когда старая становится грязной; переезжаю из отеля в отель — все непременно роскошные, с бассейнами и саунами, спортзалами и королевскими кроватями; путь мой лежит через всю страну, меня манят новые города, и я все дальше от дома, от Огайо, где прожил всю свою жизнь.

А почему бы и нет? Если я смог убить родного брата, значит, способен на все. Я исполнен порока, я — преступник.

Прямо надо мной, на чердаке, взвыл ветер. Я перевел взгляд на Аманду на ее мерцающие во тьме глаза.

Я мог бы убить и ее. Завернуть в одеяло и задушить. Или, схватив за щиколотки, ударить о стену. Стиснуть ее голову в руках, пока она не лопнет. Я мог бы убить и Сару тоже, подкрасться и задушить во сне, зажав рот подушкой, или размозжить ей голову кулаками.

Страшные видения проносились в моем сознании, сменяя друг друга, как в калейдоскопе. Я с ужасом подумал, что действительно могу совершить все это. Если смог вообразить, спланировать, значит, способен и осуществить. Все дело в том, как распорядится разум моими руками. Для меня нет ничего невозможного.

В коридоре раздался шорох, и когда я поднял взгляд, то увидел стоявшую в дверях Сару. Она была в халате, перехваченном поясом; волосы сколоты на затылке.