Скотт Смит - Простой план

Он опять рассмеялся, но, казалось, был тронут моим участием.

— Тогда и ты будь поосторожней, — сказал он.

Грузовичок шерифа был виден из моего окна — он был запаркован напротив входа в церковь, — так что я, притаившись за жалюзи, стал ждать, пока Карл и Бакстер уедут. Они появились почти в тот же миг. На Карле была зеленая форменная куртка и фуражка лесничего. Дождь уже хлестал вовсю, превращая талый снег в лужи, добавляя сырости, которая проникала даже сквозь плотно закрытые окна.

Грузовичок Карла ничем особым не выделялся, разве что на крыше была установлена сигнальная лампа, а в салоне имелся полицейский радиопередатчик, да на крюке у заднего окна висела двенадцатикалиберная винтовка. Она была темно-синяя, с надписью, сделанной белыми буквами: «ПОЛИЦИЯ АШЕНВИЛЯ». Я проследил, как Карл уселся за руль, потом перепрыгнул через сиденье, чтобы открыть дверцу агенту. Я слышал, как заработал мотор, видел, как они накинули привязные ремни, потом заскользили по стеклу щетки, очищая его от капель дождя. Карл снял фуражку и пригладил волосы рукой.

Я все стоял у окна, пока они не выехали на дорогу, направившись на запад, в сторону фермы Педерсона и заповедника, к заброшенному саду Бернарда Андерса и самолету, притаившемуся среди его деревьев в ожидании скорого визита гостей.

В конце Мейн-стрит грузовичок мигнул фарами, словно на прощание, и тут же растворился в пелене дождя, оставив моему взору лишь холодные пустынные тротуары, серые фасады домов и царствующий над этим безмолвием шуршащий, пенящийся в грязных лужах дождь.

Я поехал домой.

Форт-Оттова был объят тишиной. При въезде в городок у меня возникло ощущение, будто я попал на кладбище — те же извилистые дороги, пустынные лужайки и глиняные курганы, крошечные, похожие на склепы, домики. Детишки сидели по домам, прячась от дождя. Кое-где в окнах горел свет, голубыми бликами мерцали включенные телевизоры. Проезжая по вымершим улицам, я мысленно представлял себе, как протекает субботнее утро за стенами окружавших меня домов: карточные столики завалены кроссвордами и настольными играми; родители, еще в халатах, потягивают кофе из массивных кружек; подростки отсылаются в своих комнатах наверху. От этих сценок веяло покоем и уютом, и когда я подъехал к своему дому, то с облегчением отметил, что, по крайней мере, снаружи он ничем не отличается от других.

Я припарковал машину на подъездной аллее. В гостиной горел свет. Мэри-Бет сидел под деревом, застыв, словно Будда, его мокрая шерсть липла к озябшему телу.

Я вылез из машины и прошел в гараж. Там на стене висела маленькая саперная лопатка, и я как раз протянул руку, чтобы снять ее, когда дверь в гараж открылась и за моей спиной возникла Сара.

— Что ты делаешь, Хэнк? — спросила она.

Я повернулся к ней, держа в руке лопатку. Сара продолжала стоять в дверях. Аманда лежала у нее на руках, посасывая пустышку.

— Хочу пристрелить собаку, — сказал я.

— Здесь?

Я покачал головой.

— Отвезу его в Ашенвиль. На старую отцовскую ферму.

Она нахмурилась.

— Пожалуй, сейчас не самое подходящее время для этого.

— Я сказал Карлу, что верну пистолет до конца дня.

— Почему не подождать до понедельника? Ты смог бы отвезти собаку к ветеринару, и тогда тебе не понадобилось бы оружие.

— Я не хочу, чтобы это делал ветеринар. Я должен сам.

Сара переложила Аманду на другую руку. Одета она была в джинсы и темно-коричневый свитер. Волосы связаны на затылке в «конский хвост», как у девочки.

— Почему? — спросила она.

— Такова была воля Джекоба, — ответил я, так и не решив для себя, правда это или продолжение лжи, которой я до этого потчевал Карла.

Сара, казалось, была в растерянности, не зная, как реагировать на мои слова. Не думаю, чтобы она мне поверила. Сдвинув брови, она уставилась мне в грудь.

— Пес такой несчастный, — сказал я. — Это несправедливо по отношению к нему — держать его здесь, на холоде.

Аманда, заслышав мой голос, завращала головкой, как совенок. Она заморгала, пустышка выпала изо рта и скатилась по ступеньке прямо в гараж. Я шагнул вперед и поднял ее. Соска была влажной от слюны.

— Я вернусь примерно через час. Это не займет много времени.

Я протянул пустышку Саре, и она взяла ее у меня, зажав между пальцами. Наши руки не соприкоснулись.

— Ты ведь не поедешь мимо заповедника? — спросила она.

Я покачал головой.

— Обещаешь?

— Да, — ответил я. — Обещаю.

Она следила из окна, как я отвязывал Мэри-Бет и вел его к машине. На заднем сиденье все еще стояли коробки с вещами Джекоба, и, когда пес оказался в машине, он начал их обнюхивать, повиливая хвостом. Я сел за руль. Сара поднесла Аманду к окну и помахала ее крошечной ручонкой мне вслед.

Я разглядел, как она старательно выводит губами:

— Прощай. Прощай, песик.

Мэри-Бет, свернувшись клубочком на заднем сиденье, проспал всю дорогу до фермы.

Погода так и не прояснилась. С неба сыпалась изморось, и все вокруг было по-прежнему затянуто дымкой. Вдоль дороги, словно привидения, выныривая из серой пелены дождя, выстраивались дома, окруженные амбарами и надворными постройками; их фасады потускнели, с крыш капало, во дворах мокли под дождем припаркованные старые автомобили. Кое-где уже обнажилась земля, ее слежавшиеся комья выглядывали из-под снега; на полях эти прогалины тянулись бесконечными параллелями, обозначая прошлогодние борозды и уходя в туман.

Когда мы прибыли на место, пес отказался вылезать из машины. Я открыл ему дверцу, но он отпрянул от меня, начал скулить и скалить зубы, шерсть на его загривке вздыбилась. Мне пришлось тащить его, ухватившись за бельевую веревку.

Спрыгнув на землю, он встряхнулся и рванул вперед, в поле.

Я бежал за ним, держа веревку в левой руке, а лопатку — в правой. Пистолет был заткнут за пояс.

Снег, хотя и таял, местами оставался еще довольно глубоким и доходил мне до колен. Он был тяжелым и влажным, как белая глина, и продвигаться вперед с каждым шагом было все труднее. Брюки мои намокли и липли к икрам, так что со стороны, наверное, могло показаться, будто на мне спортивные штаны и гольфы. Мелкий дождичек сеял мне на голову и плечи, вызывая озноб.

Я поднял воротник куртки. Мэри-Бет бежал впереди, обнюхивая снег и довольно виляя хвостом.

Мы продвигались к середине поля, где когда-то стоял отцовский дом. Ветряная мельница осталась слева, ее почти невозможно было различить в пелене дождя.

Я остановился на том месте, где, как мне казалось, когда-то находилось крыльцо, и бросил веревку и лопатку на снег. На конец веревки я наступил ногой, чтобы собака не убежала. Потом вытащил из-за пояса пистолет.

Мэри-Бет начал пятиться к дороге, но смог удалиться лишь футов на десять — веревка натянулась, и ему пришлось остановиться. В снегу выделялись извилистые полосы наших следов; они, словно нити, соединяли нас с фургоном, оставленным у дороги. Зрелище представлялось довольно зловещим: густой туман серовато-белой стеной преграждал нам обратный путь, превращая нас в пленников этого грязного поля. Со странным чувством, близким к страху, я наблюдал эту картину, так напоминавшую сцену из сказки, в которой смешались ужас и предчувствие надвигающейся беды.