Майкл Смит - Соломенные люди

Постепенно сладкий вкус тех времен становился все более кислым, и именно Гарольд первым заметил, что происходит. Он понял, что люди, приходившие к нему за консультацией, ветераны жарких дней противостояния полиции, выглядели все хуже и хуже. Мирное сопротивление с течением месяцев приносило все больше ран, а царапины и шрамы, которые он видел, далеко не все были делом рук полиции.

Люди, когда-то казавшиеся прекрасными в своем единстве, распадались на группировки, противоречия между которыми становились все более впечатляющими и жестокими, чем между ними и властями. Появились группы, цели которых казались более простыми и отнюдь не прогрессивными и чьи намерения выглядели весьма темными.

Сперва другие пытались ему возражать. Мечта всего лишь выдохлась, следуя тенденции, которую уже давно предсказывал Дон. Вновь всплыли естественные противоречия, раздуваемые безнадежным осознанием того, что Американская народная республика столь же далека от реальности, как и прежде. Однако потом начались смерти. Демонстрации, после которых как полицейских, так и студентов находили мертвыми с воткнутыми в лицо разбитыми бутылками. Уличные драки, возникавшие, казалось, на пустом месте. Рок-концерты, во время которых вдруг начиналась потасовка, а затем, когда толпа разбегалась, на земле находили несколько тел и пистолет. Взрывы, лишавшие жизни невинных прохожих, без каких-либо поводов.

Кое-что из этого было делом рук людей, считавших, что они делают правое дело и что вооруженная борьба — единственный путь к успеху. Но самое худшее творили те, чьи планы были совсем другими. Те, кто имел оружие и взрывчатку, были намного лучше организованы, чем борцы за свободу. Кукушка готовилась вылететь из гнезда, радостно потирая крылья.

К тому времени для многих это было уже в прошлом. Лето Любви сменялось Осенью Пресыщенной Апатии, и наркотики не одного успели свести в могилу. Эд хотел спокойной жизни, Мэри тоже. В конце концов, они и участвовали-то во всем исключительно ради интереса, просто за компанию с друзьями. Политика была для них чем-то вроде развлечения, лозунги — веянием моды. Даже Гарольд колебался. Он был юристом, и его душа требовала порядка.

— Но Бет и Дон, — негромким хриплым голосом сказал Гарольд, — не могли оставить все как есть.

Они задавали вопросы, прослеживали причины конфликтов. Им удалось отыскать авторов и распространителей некоторых разжигавших рознь листовок и выяснить, что неграмотность и налет психической ненормальности часто были лишь подделкой. Они искали тех, кто мог принести пистолет на демонстрацию, или первым разбил бутылку, или мог свести с людьми, действительно что-то делавшими, а не просто болтунами. Искали — и находили.

В конце концов начались угрозы. Двоих их друзей нашли жестоко избитыми и оставленными умирать в багажнике автомобиля. Еще один однажды исчез, и его больше никогда не видели. Гарольд лишился работы — первый признак того, что у этих людей имелись куда лучшие связи, чем у студентов и хиппи, протестом которых они воспользовались.

И наконец, однажды вечером на мою мать напали, увезли ее в машине и держали под лезвием ножа, пока кто-то, чьего лица она не видела, объяснял, что если они не перестанут копать дальше, то следующим их домом станет яма в глухом лесу, куда никто никогда не заходит. Ее изнасиловали четверо, прежде чем выбросить из машины на окраине города, голую и со срезанными волосами.

После этого отец сильно изменился. Он начал охоту. На четыре месяца они полностью отрешились от мира, все дальше углубляясь во тьму, пока посреди нее не вспыхнул слабый огонек. Другие ничего не знали о том, что происходило в это время, если не считать перемен в поведении родителей. Гарольд, Эд и Мэри все так же встречались с Хопкинсами, но теперь казалось, что компанию уже почти ничего не связывает. Дон начал говорить разные странные вещи, про какую-то крупную тайную организацию, которой руководят люди, пытающиеся взорвать наше общество изнутри. Остальные трое почти его не слушали, по крайней мере вначале — его речи больше напоминали бред человека, начинавшего терять связь с реальностью.

А потом однажды вечером они пришли вдвоем в бар, где обычно встречались. Мэри была пьяна после скандала с Дэвидсом и даже не стала с ними разговаривать. Отец отвел Гарольда в сторону и быстро с ним переговорил. Сначала Чарльз колебался, но потом они ушли втроем, оставив Мэри с Ленивым Эдом. Вдвоем те, естественно, надрались почти до беспамятства, а затем отправились в лес и переспали друг с другом — собственно, как раз возле Затерянного пруда. Вскоре после этого Гарольд и Мэри расстались.

Втроем они четыре часа ехали до уединенного места среди холмов в Южном Орегоне. Они были вооружены и подъехали так, чтобы никто их не заметил. К тому времени мать и отец, хотя и выглядели несколько растерянными, наверняка считали, что уже усвоили жестокий урок — когда дело доходит до схватки между теми, кто верит в жизнь, и теми, кто верит в смерть, борьбу нужно вести на условиях последних.

Лагерь располагался на поляне в полумиле от дороги, глубоко в лесу — несколько вручную построенных хижин, расположенных по кругу. После того как мать посмотрела на каждого из мужчин и подтвердила, что ее обесчестили именно они, все трое ворвались на поляну и начали стрелять в каждого, кто им попадался.

В гостиной Гарольда наступила тишина.

— Вы ворвались туда и расстреляли всех? Мои родители стреляли в людей?

— Не в женщин и детей, — сказал Дэвидс. — И мы не стреляли насмерть. Но в мужчин — да, стреляли. В каждого. В ногу. Или в плечо. Или в яйца. Как получится.

— Я их не виню, — сказал я.

Я не был уверен, действительно ли так считаю, но, скорее всего — да.

— Если то, что вы говорите, правда — то я не виню никого из них за то, что они сделали.

— О да, это правда, — ответил он. — Я там был. Последним, кого мы нашли, был тот, кто держал нож у горла вашей матери. Тогда мы этого еще не понимали, но то была не просто компания отморозков. У них имелась своя цель, и они постоянно были где-то рядом. Ваши родители нашли этого человека в хижине, где он сидел в полном одиночестве. И ваш отец, великий Дон Хопкинс, младший риэлтор, приставил пистолет к его лицу и застрелил его.

Я попытался представить себе ту ночь и своего отца и понял, что никогда не знал его по-настоящему. У меня на глазах выступили слезы.

— Потом они услышали какой-то звук из другой комнаты, и Бет пошла туда. Жена этого человека его бросила, или он ее убил. Но так или иначе, она оставила детей — близнецов, едва достигших полугода, лежавших вместе в маленькой кроватке и ставших теперь сиротами. Двое маленьких детей — как раз то, чего Бет хотела больше всего, но иметь не могла.