Олег Бажанов - Герой нашего времени.ru

Глядя на Иванова, все молчали, поэтому снова заговорил начальник штаба:

— То, что характер у майора Иванова «не сахар», все присутствующие знают. Но он лётчик — от Бога! И лидер, на которого равняются, за которым идут люди. И в звене у него дела не хуже, чем у других. Поверьте, — начальник штаба задержал взгляд на замполите, — я не огульно защищаю Иванова. Факты говорят за себя. Экипажу майора Иванова можно доверить любое самое сложное задание. И любой из нас чувствует себя спокойнее, когда ведомыми у него — парни из звена Иванова.

Гриневский сделал паузу, посмотрел на стоящего перед столом офицера, и продолжил:

— У Александра Ивановича есть недостатки: иногда он бывает излишне горяч, не боится начальства. Поэтому до сих пор и ходит в майорах. Других недостатков за Ивановым не знаю. Кстати, в качестве справки: командиром экипажа в Афганистане у Иванова был небезызвестный нам всем, теперь уже полковник, лётчик-снайпер и заслуженный лётчик России Болышев Николай Константинович. Под его началом Иванов прошёл хорошую школу. Командир подтвердит мои слова, — Гриневский посмотрел на командира полка, — об Иванове полковник Болышев говорит, что лучшего лётчика-штурмана у него не было ни до, ни после. И тот случай, после которого весь экипаж был награждён афганским орденом Звезды, а Болышев получил ещё и орден Красного Знамени, а Иванов орден Красной Звезды, — говорит о многом.

— А что это за случай? — задал вопрос заместитель командира полка по лётной подготовке.

— Пусть Иванов сам расскажет? — Гриневский посмотрел на командира полка.

— Расскажи всем, — кивнул тот Иванову.

— Мы тогда, выполнив задание, возвращались в Кабул пустыми, — начал без вступления Иванов. — Вдруг на нашей частоте позывные «SOS» и просьба о помощи. Упал самолёт. Координаты передают в нашем районе. По команде Болышева включаю поисковый радиокомпас, сделал расчёты, — совсем близко получается. Доложили в эфир, что идём на помощь. Связался с упавшим экипажем, оказывается афганский «Ан-26» сбит ракетой «земля — воздух», все пока живы: и экипаж, и пассажиры. Но «душманы» уже близко. Это потом мы узнали, что на борту самолёта везли какого-то министра со свитой. А тогда мы просто спасали людей.

Подходим на высоте трёх тысяч метров, видим, что в котловине между сопок лежит самолёт. Сверху показалось, что совсем целый. Удачно посадили. Но со стороны одной из сопок к самолёту спускаются люди — человек двадцать. Километра полтора им ещё оставалось. «Успеем», — говорит майор Болышев и кидает вертолёт с креном градусов в семьдесят в стремительное снижение, скорее — падение. Вертикальная скорость максимально возможная — двадцать пять метров в секунду. Отстреливаем тепловые ракеты-ловушки, борттехник у носового пулемёта, я приготовил автомат и гранаты. Тут с земли в нас и полетело! Казалось, что я даже разглядел пули в полёте. Одна ракета взорвалась выше — сработала ловушка. Мы падали с левым креном, поэтому земли я не видел, зато взрыв ракеты наблюдал. Зашли на посадку носом к сопке, с которой к нам бежали «духи». Болышев дал залп ракетами. «Духи» залегли. Мы сели рядом с упавшим самолётом. Борттехник — к грузовой двери, принимать людей, я — на его место за пулемёт. Пострелял немного, скорее для острастки — далековато для прицельной стрельбы. Но «духи» снова залегли. Болышев посадил вертолёт так, чтобы прикрыть корпусом самолёта от огня «душманов» пассажиров, бегущих к вертолёту. Самолёт лежит на брюхе, наклонившись на правое крыло, двигатели оторваны. Очагов дыма и огня не наблюдаем. Взяли на борт семнадцать человек, командир оторвал машину, развернул на сто восемьдесят градусов и с разгоном скорости — в набор высоты подальше от «духов». Тут по обшивке и застучало! Попали гады! Земля, вот она, прямо под носом. Думал, что воткнёмся в камни. Но движки вытянули. Правда, подозрительная вибрация началась. Лезем вверх и молимся, чтобы у «душманов» на сопках пулемёты не стояли. Вдобавок ко всему ещё одна беда — закончились тепловые ловушки. А ракету в двигатель ой как не хочется! И тут, на наше счастье, сверху на встречном курсе пара «двадцатьчетвёрок» падает — нам на помощь! Такой радости я ещё никогда в жизни не испытывал. «Ребята, — кричу в эфир, — вы вовремя!». Передал им координаты цели, и «двадцатьчетвёрки» пошли в атаку, приняв весь огонь на себя. Из семнадцати пассажиров довезли четырнадцать. Троих при взлёте тогда сразу наповал, прямо в вертолёте, одного ранило. К счастью министр не пострадал. Хвостовая балка у вертолёта и грузовые створки — как решето. Лопасти несущего винта почти все повреждены. Как только долетели? Болышев тогда вышел, обнял вертолёт как друга и говорит: «Спасибо тебе!». Наш экипаж весь цел. У сбитого афганского экипажа борттехник при аварийной посадке сломал ногу. Потом оказалось, что командир афганского экипажа чей-то там родственник. Видимо, поэтому афганские «Звёзды» нам вручили быстро. На церемонии награждения во Дворце Правительста присутствовали и спасённый министр, и командир афганского экипажа. Все обнимали Болышева, благодарили за спасение, клялись в вечной дружбе. Где-то через пару месяцев мы получили ордена и от своих: командиру — «Красное Знамя», нам с борттехником — по «Звёздочке».

Когда Иванов закончил рассказ, около минуты все присутствующие хранили молчание. Первым заговорил подполковник Гриневский:

— Предлагаю снять вопрос о несоответствии майора Иванова Александра Николаевича занимаемой должности.

— Добрый вы, Николай Иванович, — подал голос Косачаный. — А послушали бы, что Иванов вчера «выкинул» по отношению к командиру эскадрильи.

— И что же? — Гриневский жёстко смотрел на замполита.

— А пусть он сам и расскажет, — предложил Косачаный.

Все в ожидании смотрели на Иванова. Он молчал.

— Рассказывай, майор, — приказал командир полка.

— Пусть подполковник Косачаный уточнит, что имеет в виду, — ответил Иванов.

— Оскорбление, нанесённое вышестоящему начальнику! — воскликнул замполит.

— Я никого не оскорблял, — спокойно сказал Иванов.

— А как же тогда это называется? — не унимался Косачаный.

— Хватит пререкаться, Иванов! — сухо сказал командир полка. — Давай начистоту, что произошло?

— Я вчера только задал вопрос Анатолию Ивановичу.

— Какой?

— Я спросил, чем его сделал отец? И всё.

— Глупость какая! — с раздражением бросил командир. — Чем, кроме хера, его мог сделать отец? Или ты, Иванов, сомневаешься?

— И Анатолий Иванович сказал почти то же самое. — Иванов невинно посмотрел на покрывающегося краской стыда комэска. — А я, в свою очередь, сказал, что мой отец меня сделал человеком.

Мёртвая тишина, установившаяся после ответа Иванова, сменилась вначале лёгким смешком, затем взорвалась громким смехом. Смеялись почти все присутствующие во главе с командиром полка. Лишь Анатолий Иванович краснел всё больше.