Георгий Ланской - Танцы мертвых волков

Она пробежала почти половину пути, миновала овражек и с трудом вскарабкалась наверх, прежде чем осознала, что поступила неправильно. Следовало бежать к городу. Но сейчас сворачивать было поздно. С того места, куда она добралась, от реки город отрезала бетонная стена. Спасительные огни плотины били в глаза. Отчаянная надежда на избавление подарила девушке второе дыхание, и она помчалась по краю берега. И в тот самый момент, когда до плотины оставалось не более сотни метров, нога девушки наступила на размокший глиняный пласт, и тот отвалился от берега.

С отчаянным криком, в тщетных попытках уцепиться за что-нибудь, девушка полетела вниз, кувыркаясь по обрыву безвольной куклой. Рот набился мокрой почвой. Ослепляющая боль парализовала на пару мгновений. Она успела выдохнуть, и тут же упала в реку, на песочную отмель, окруженную зарослями камыша. Вдохнув в себя пахнувшую тиной воду, девушка, откашливаясь, вынырнула, и с шумом вдохнула. Потревоженные ее падением сверчки, облюбовавшие густую траву на берегу, снова принялись выводить любовные трели.

Она застонала и медленно поднялась на ноги. Разорванное платье прилипло к телу второй кожей. Плотина нависала над рекой светящейся громадой, но теперь, чтобы добраться до поста, следовало подняться наверх, по почти отвесному склону. Девушка сделала несколько шагов и, подвывая о боли, поползла по склону, цепляясь за выступы и редкие кустики, отважившиеся вцепиться корнями в глину.

Она не сразу поняла, что за спиной царит зловещая тишина. Сверчки снова смолкли. Осознание пришло к ней унылым воем на противоположном берегу, за мгновение до того, как костлявые лапы вцепились ей в ноги и сдернули вниз. И только тогда она позволила себе закричать, вложив в отчаянный вопль всю силу легких.

Мощный толчок вновь опрокинул ее в воду. Стальные пальцы вцепились в шею и безжалостно придавили к дну. В тщетной попытке вырваться, она молотила руками по воде, стараясь оттолкнуться от вязкого ила и вырваться из смертельных объятий чудовища. Но монстр превосходил ее и по силе, и по ловкости. Она боролась всего несколько секунд. Сомкнувшиеся на ее горле пальцы вынудили ее инстинктивно открыть рот, и тогда холодная черная вода хлынула в горло.

Оказывается, холодная вода, попадая в легкие, обжигает их не хуже кислоты. И это очень больно. Девушка рванулась из последних сил, ломая ногти о намокшую джинсу убийцы, но он так и не разжал своих рук. Увидев в мутной от борьбы воде светящуюся точку, пульсирующую и волшебно-прекрасную, она уцепилась за нее стекленеющим взором. Точка рванулась вперед светящимся тоннелем, принимая жертву в свои теплые объятия.

Сверчки вновь принялись стрекотать, не обращая внимания, как темная фигура вытаскивает из воды что-то белесое и безвольное. Луна, не пожелав лицезреть картины чудовищной расправы, нырнула в облако с запоздалой поспешностью. Поэтому даже она не видела, как в ночи засветился дисплей мобильного телефона, и тонкие губы вкрадчиво сказали в темноту:

— Здравствуй, красавица!

Часть I. Бубновая десятка

Юлия

Я люблю быть одна.

Вырвавшись из семейного гнезда, отчетливо понимаешь, какое это счастье, когда тебя никто не ждет, не дергает, не заглядывает в глаза, вопрошая при этом, почему ты мрачна. Когда ты одна, не приходится делать умное лицо и держать спину ровно. Тебе легче думается, потому что никто не гремит над ухом кастрюлями, не смотрит футбол, не просит поиграть "в такую интересную игру! Смотри, главное, перейти на второй уровень, взять артефакт и замочить гоблина…" Мы редко остается одни. Нас окружают люди, звуки, чужие пространства, пересекая границы которых ты рискуешь покрыться ледяной коркой, обвариться в кипятке или уколоть нервы о колючие шипы. Мы общаемся, улыбаемся, забывая о мимолетных встречах и случайных знакомых. Мы живем стаей, но умираем в одиночку, запираясь в тесной скорлупе сознания, наедине с мрачными мыслями.

Я люблю быть одна. С тех пор, как я вышла замуж, мне не хватает одиночества. До вчерашнего дня мне почти не на что было жаловаться. Дом — полная чаша, любимая работа (правда, на ней приходилось общаться с кучей людей, большей частью незнакомых, улыбаться и делать вид, что они тебе безумно нравятся) и, как я думала до определенного момента, любящий муж. Сейчас мне казалось: люди, считавшие, что хорошее дело браком не назовут, правы, сто раз правы. В свете последних событий, мне нужно было подумать. Но уединиться в собственном доме было негде. Поэтому я сидела тут.

Гул вечернего города разбавлял вязкую тишину комнаты. Здесь, в этой неуютной, казенной квартире все было чересчур, несмотря на все попытки придать ей вид уютного гнездышка. Хозяева сделали добротный ремонт, оклеили стены дорогими обоями, стену в прихожей выложили искусственным камнем, эффектно обрамляющим текстурную штукатурку. Потолок украшала массивная люстра под старину, с якобы чугунными завитушками, цепями и литыми украшениями. Треть комнаты загромождала кровать с пышным синим покрывалом в оборочках, россыпью подушек и дурацким балдахином, ненужным, диссонирующим как по цвету, так и по фактуре.

Кухня была обставлена более скупо. Хозяева здраво рассудили, что жильцы, снимавшие эти квадратные метры на несколько дней, вряд ли будут проводить здесь много времени и изощряться в кулинарии. Холодильник была старым. Крохотный столик, едва втиснувшийся в пространство между ним и шкафом — щербатым, а табуреты явно были принесены от другого гарнитура. В шкафу — казенный набор съемных квартир: крохотная кастрюля, сковорода, четыре бокала, два граненных стакана, шесть разномастных рюмок, несколько ложек и три вилки. Над столом, в прозрачной мультифоре набранные на компьютере правила проживания. Принтер, на котором распечатывали эту никем не соблюдаемую муть, был довольно дохлым. Строчки двоились, налезали друг на друга. Автор же сей нетленки явно не владел русским языком, поскольку в первом же слове было написано "ПравЕла"…

В комнате бубнил телевизор, иногда взрываясь хохотом. Второй, как он сам думал, по значимости канал, развлекал аудиторию юмористическим шоу. Потасканные артисты невыразительно пересказывали старые анекдоты, корчили рожи и покатывались со смеху, делая вид, что слышат все впервые. Непотопляемая ведущая руководила этой вакханалией, принимая положенные ей по статусу лесть и подхалимство. Артисты восторженно напоминали зрителям, что именно она вывела их в люди. Ведущая соглашалась и незаметно, по ее мнению, подчеркивала это. Смотреть на все это было невыносимо, слушать тоже, но переключить куда то еще — невозможно. Потому что там наверняка была бы музыка, интересная информация, возможно, захватывающий фильм. А это было совсем ни к месту.