Филипп Ванденберг - Тайный заговор

Даже тот факт, что четыре другие картины Хеккеля, Нольде и Дикса оказались оригиналами, не смог заставить Жюльетт поверить в то, что репутация ее галереи не разрушена до основания.

Примерно в обед она дозвонилась Бродке и сообщила ему о судьбе Коллина. Она решила не рассказывать о возможном обвинении, а также о своем ужасном открытии, сделанном у Норберта. Бродке и так было несладко.

Он молча выслушал Жюльетт.

— Ты еще там? — спросила она, закончив свой рассказ.

— Да, — ответил он. — Думаю, ты понимаешь, что это значит для нас обоих.

— Что ты имеешь в виду?

Голос Бродки стал тише.

— Что ты не сможешь развестись с мужем, учитывая его теперешнее состояние.

Жюльетт молчала.

— Я знаю, что он — негодяй, — продолжил Бродка, — который даже намеревался меня убить. Но при нынешних обстоятельствах тебе вряд ли удастся отделаться от него.

— Почему все время речь идет только о нем? Почему обо мне никто не побеспокоится? Как мне теперь быть? Может, до конца жизни ухаживать за ним и всячески угождать? Ты даже представить себе не можешь, насколько все будет хуже!

— Я тебя прекрасно понимаю, но полагаю, что нам придется смириться, как бы ужасно это ни звучало.

Жюльетт не ответила.

— И потом, это не телефонный разговор, — услышала она его слова. — Когда ты вернешься?

— Я сообщу, как только закончу здесь со всеми делами.

Жюльетт положила трубку и вышла из квартиры Бродки. Ноги сами понесли ее прямо в аэропорт.

На рейс АЦ 435, направлявшийся в Рим, еще были билеты.

Аэропорт Фиумицино, Рим.

В операционном зале аэровокзала Жюльетт набрала номер Клаудио. В трубке послышались гудки, но никто не ответил. В офисе его тоже не оказалось.

Она взяла такси и поехала на Трастевере, где находилась квартира Клаудио. Во время поездки она мечтала о том, как будет лежать в его объятиях. Все мысли о Коллине и Бродке она гнала прочь. Теперь для Жюльетт существовал только Клаудио. Его прикосновения повергали ее в экстаз, помогали забыть обо всех проблемах хотя бы на время. Как же ей хотелось провести ночь в объятиях этого мужчины!

Такси остановилось у дома на Трастевере, и Жюльетт бросилась наверх по крутой лестнице, на самый последний этаж. Долго звонила, стучала, звала.

Никто не отозвался.

Жюльетт решила подождать Клаудио на лестнице. Сколько времени она провела там, сказать было трудно. На Рим опускалась ночь. Время от времени на площадке загорался свет, но вскоре гас. Клаудио все не было и не было.

Жюльетт уже решила уйти, когда услышала доносившийся снизу бодрый голос своего молодого любовника. Наконец-то, подумала она. Правда, уже в следующее мгновение ее радость сменилась разочарованием. Клаудио вернулся не один, а в сопровождении девушки, каждый шаг которой сопровождался глупым хихиканьем.

Когда Жюльетт посмотрела через перила вниз, ей захотелось провалиться сквозь землю. Но осторожность была уже ни к чему. Те двое, слишком занятые собой, ничего вокруг себя не замечали. Они поднимались по лестнице, шутя и любезничая. Клаудио расстегнул блузку на груди девушки. А когда они наконец поднялись на предпоследний этаж, где их уже не могли увидеть соседи, он прижал свою легкомысленную подругу к ступеням, задрал ее коротенькую юбчонку и полез под нее рукой.

Звуки, издаваемые ими, показались Жюльетт отвратительными. Неужели это тот самый мужчина, с которым она провела такую незабываемую ночь? Милый, чуткий Клаудио? Некоторое время она наблюдала за ними, не зная, что делать. Затем ее охватила безудержная ярость. Она почувствовала себя униженной, как будто ее использовали и бросили. Ей стало стыдно при мысли, что она отдалась парню, который сегодня спит с одной, а завтра с другой. Римские мужики и впрямь худшие во всем мире.

Жюльетт стала спускаться по лестнице.

Сначала Клаудио не заметил ее. Но когда она внезапно оказалась над ним, он поднял голову и, пораженный столь неожиданной встречей, застыл.

— Можно пройти? — как ни в чем не бывало спросила Жюльетт.

Клаудио отпустил девушку, что-то пробормотал, одновременно пытаясь поправить штаны.

На мгновение Жюльетт остановилась, а затем, широко шагнув, переступила через ноги девушки. Та была очень молода, лет двадцати, не больше, с ярко размалеванным лицом и крашеными волосами. То, что Клаудио спал с такой приблудной шлюшкой, задело Жюльетт еще больше.

С наигранным равнодушием она сказала, обращаясь к девушке:

— Надеюсь, он вас не слишком разочаровал, синьорина. Он — дрянной любовник. Поверьте мне, я знаю, о чем говорю.

Все еще напуганные этим внезапным появлением и удивленные безразличием, исходившим от Жюльетт, оба стыдливо приводили себя в порядок. Пропустив Жюльетт, Клаудио смотрел ей вслед, а она продолжала спускаться по лестнице, больше не удостоив его взглядом.

Откашлявшись, он крикнул ей вдогонку:

— Подожди, мне нужно кое-что сказать тебе!

Жюльетт отмахнулась от него и не остановилась. Она была уже на втором этаже, когда вдруг обернулась и крикнула на весь подъезд:

— Можешь довериться своей puttana! Маленькая шлюшка тебе, возможно, еще поверит!

На улице в нос Жюльетт ударил запах пиццы, чеснока и морепродуктов. На Трастевере почти не было места, где хотя бы две забегаловки не боролись за клиентов. Главным образом это достигалось тем, что на улицу искусно выводились запахи кухни.

«Ну и глупая же ты гусыня, — подумала Жюльетт. — Ведешь себя как несовершеннолетняя дурочка. Втрескалась в первого попавшегося жиголо. Так тебе и надо».

Идя вдоль улицы, Жюльетт раздумывала, не отправиться ли ей в «Альберго Ватерлоо» к Бродке, которому она говорила, что приедет только на следующий день. Внезапно она почувствовала, что голодна, и села за столик в первом попавшемся кафе, которое отличалось от других ярко раскрашенными столиками и стульями, аккуратно расставленными на улице и освещенными красными лампочками.

Быстро пробежав глазами написанное от руки меню, Жюльетт заказала спагетти «а-ля вонголе» и вино «Карраффе делла Каза». Устало уронив голову на руки, она наблюдала за прогуливающимися прохожими. Вновь и вновь вспоминая о Клаудио, Жюльетт едва сдерживалась, чтобы не отхлестать себя по щекам.

Спагетти пахли просто божественно, и по обычаю итальянцев Жюльетт воспользовалась раковиной в качестве щипчиков для того, чтобы вынуть из тарелки остальные ракушки. Она была настолько поглощена своим занятием, что не заметила, как за соседний столик присел полный господин. Когда она подняла голову, толстяк приветливо кивнул. Его лицо показалось ей знакомым, но пока она успела подумать об этом, сосед по столику, улыбнувшись, произнес по-немецки:

— Ну что, сегодня прекрасная дама совсем одна?