Джон Гришем - Камера

– Как поживаешь, Сэм? – Гриффин выдвинул из-за стола стул, сел.

– В данную минуту сердце мое переполнено ненавистью, – мрачно признался старик.

– Весьма прискорбно. Кто является ее объектом?

– Полковник Наджент. Но это пройдет.

– Молитвы возносишь, сын мой?

– В общем-то нет.

– Почему?

– А куда спешить? В моем распоряжении день сегодня, день завтра и день послезавтра. Во вторник вечером помолимся вместе. От души.

– Как скажешь. Решать тебе. Я буду рядом.

– Мне бы хотелось, чтобы вы побыли со мной до конца, ваше преподобие. Вы и мой адвокат. Вам разрешено находиться здесь до последнего часа.

– Почту за честь.

– Спасибо.

– О чем ты намерен просить Бога, Сэм? Кэйхолл поднес к губам стакан с кофе, отпил.

– Для начала необходимо увериться в том, что Господь простит мне после смерти все мои неправедные поступки.

– То есть грехи?

– Да.

– Для этого необходимо покаяться и испросить у Бога прощения.

– Как? Скопом, за все сразу?

– Хотя бы за то, что ты помнишь.

– Тогда начинать нужно прямо сейчас. На это потребуется время.

– Тебе виднее. О чем еще ты будешь молить Всевышнего?

– О моей семье – такой, какая она есть. Внук, брат, дочь. Я не жду моря пролитых ими слез, просто не хочу, чтобы они переживали. А еще я замолвил бы словечко за своих здешних приятелей. Без меня им придется трудновато.

– Продолжай.

– Третья молитва – за Крамеров, особенно за Рут.

– Это семья погибших мальчиков?

– Да. Ну и, конечно, Линкольны.

– Кто такие Линкольны?

– Долгая история. Тоже жертвы.

– Хорошо, Сэм, хорошо. Тебе необходимо очистить душу.

– Чтобы ее очистить, нужны годы, святой отец.

– Много на твоей совести?

Сэм поставил стакан на стол, медленно потер ладони. В глазах Гриффина светились доброта и понимание.

– Что, если так?

– Человеческих жизней? Кэйхолл кивнул.

– Убиенных тобой людей? Второй кивок.

Гриффин сделал глубокий вдох, задумался.

– Что ж, Сэм, откровенно говоря, я бы не хотел умереть, не исповедавшись, не испросив у Бога прощения. Так сколько же их?

Кэйхолл сполз со стола, обул резиновые тапочки, закурил и принялся расхаживать по “гостиной”. Священник чуть повернулся вместе со стулом.

– Джо Линкольн. Письмо семье я уже отправил.

– Ты убил его?

– Да. Он был афроамериканцем, жил на моей земле. Произошло это, наверное, в пятидесятом. С тех пор меня не переставала мучить совесть. – Сэм остановился, опустил голову. – А потом, много лет спустя, двое белых мужчин убили на похоронах моего отца. Какое-то время они провели в тюрьме, и когда вышли, мы с братьями их уже ждали. Прикончили обоих, о чем я ничуть не сожалею. Все в округе считали их настоящей мразью, к тому же они лишили жизни отца.

– Убийство никогда не было делом праведным, Сэм. Сейчас ты борешься против того, чтобы именем закона убили тебя.

– Это я понимаю.

– А полиция вас не задержала?

– Нет. Шериф что-то подозревал, но доказать ничего не мог. Мы вели себя очень осторожно. Да и кто они были? Отбросы.

– Пусть так, и все же вам нет оправдания.

– Знаю. Я привык думать, что те двое получили по заслугам – до того, как попал сюда. На Скамье же человек меняется и понимает: единственная ценность – это жизнь. Теперь мне жаль парней. Искренне жаль.

– Ты сказал все?

Считая шаги, Кэйхолл прошелся по “гостиной” и замер возле стола. Гриффин ждал. Время остановилось.

– Была еще парочка. Давно. Тоже суд Линча, – выговорил Сэм, избегая встречаться взглядом с собеседником.

– Парочка?

– Не уверен. Может быть, трое. Да, точно, трое. Но первого убили, когда мне исполнилось лет десять, я сидел в кустах и смотрел. Всем заправлял отец, член Клана, а мы с братом Альбертом прокрались за его спиной в лес и наблюдали. Наверное, это не считается?

– Нет.

Плечи Сэма поникли, голос снизился почти до шепота:

– Второго вздернула на сук толпа, годами пятью позже. Я стоял рядом. Какой-то черномазый, простите, падре, афроамериканец изнасиловал местную девчонку. Во всяком случае, бедняжка всем повторяла, что он ее изнасиловал. Репутация у нее была так себе, а два года спустя она родила дочь цвета кофе с молоком. Кто знает? В общем, потаскушка ткнула пальцем, и толпа линчевала обидчика. На мне лежит такая же вина, как и на остальных.

– Господь простит ее, Сэм.

– Точно?

– Поверь мне.

– Сколько же Он в состоянии простить?

– Все. Если ты действительно раскаиваешься, то дощица, где перечислены все твои грехи, станет чистой. Так записано в Библии.

– Слишком уж это хорошо, чтобы быть правдой.

– Ну а третий? Кэйхолл покачал головой:

– Не могу, святой отец. Не могу.

– Ты не обязан говорить мне, Сэм. Скажи Богу.

– Вряд ли у меня хватит сил рассказать об этом хоть кому-то.

– Хватит, хватит. Прикрой ночью глаза и поведай Ему без утайки. Господь милостив. Он простит тебя.

– Что-то здесь не так. Убиваешь человека, и Господь тут же прощает тебя? Так просто?

– Не так. Сначала ты должен раскаяться.

– Я раскаиваюсь. Клянусь.

– Прощая, Всевышний забывает о твоих грехах, Сэм, но люди – люди их помнят. Мы в ответе перед Господом и перед законами, установленными нами. Создатель отпускает тебе грехи, однако за них полагается и земная кара. Правительство…

– К черту правительство! Мне в любом случае осталось совсем немного.

– Вот и давай подготовимся.

Кэйхолл вновь опустился на краешек стола, почти вплотную к Гриффину.

– Будьте поблизости, падре. Мне понадобится ваша помощь. В душе много чего накопилось, разом не избавишься. Нужно время.

– Если ты и в самом деле готов, то сможешь, Сэм. Сэм похлопал священника по колену:

– Поблизости, святой отец. Договорились?

Когда Адам ступил в “гостиную”, в ней плавали клочья сизого табачного дыма. Глубоко затягиваясь сигаретой, дед читал заметку о себе в воскресном выпуске газеты. На столе стояли три пустых стакана из-под кофе, валялась скомканная фольга от пирожного.

– Устроился как дома, а? – спросил Адам, окидывая взглядом беспорядок.

– Ага. Торчу здесь с утра. – Принимаешь гостей?

– Я не стал бы называть их гостями. День начался с Наджента, что, сам понимаешь, мало способствует бодрости духа. Заглянул капеллан – узнать, сколько времени я провожу в молитвах. По-моему, уходил он несколько разочарованным. Потом был врач, ему требовалось удостовериться, что состояние моего здоровья позволяет властям штата убить меня. Чуть позже ненадолго наведался братец Донни. В самом деле, Адам, встреться, поговори с ним. Ты принес мне хорошую новость?

Адам опустился на стул.

– Нет. Со вчерашнего дня ничего не изменилось. Судьи отдыхают.

– А они в курсе, что у меня выходных нет? Что часы тикают и в субботу, и в воскресенье?