Ромен Сарду - Прости грехи наши

Шюке, Абель и Мео по-прежнему находились в трапезной. Они стояли на коленях, порядком закоченевшие от соприкосновения с холодной поверхностью пола. Эти трое монахов попали в западню из-за собственных оборонительных мероприятий и уже не смогли бы никуда убежать отсюда. Взывая к милосердию Богоматери, они бормотали:

Кто-то сильно ударил в дверь.

Снова, уже дважды, стукнули в дверь — на этот раз удары были более сильными. Монахи продолжали молиться, даже не пошевелившись.

Входная дверь снова содрогнулась от удара, теперь уже невероятно мощного. Дверь словно пытались вышибить стенобитным тараном. Братья Мео и Абель хотели было укрыться в подвале, но Шюке остановил их резким жестом. Он, казалось, напряженно о чем-то думал. Затем он в одиночку дочитал начатую ими молитву:

Приобретя некоторую уверенность после молитвы Деве Марии, Шюке направился к входной двери, протискиваясь по узкому проходу, специально оставленному в их импровизированном укреплении по предложению брата Мео, чтобы можно было пробраться к засову. Товарищи Шюке, с ужасом глядя ему вслед, начали лихорадочно креститься: их крайне удивило безрассудство викария.

Подойдя к входной двери, Шюке открыл небольшое смотровое окошко, находившееся на высоте головы взрослого человека и защищенное металлической решеткой, и выглянул наружу. Ночь была очень темной. Снежинки лихорадочно плясали в полосе света, падающего из смотрового окошка.

— Что вам нужно?

— Войти!

Голос был высокомерным и энергичным. Однако Шюке никого не увидел. Говоривший стоял в стороне от двери.

— Я пришел издалека, — снова послышался голос. — Откройте дверь!

Викарий приблизил лицо к окошку, стараясь разглядеть, кто же с ним разговаривает. В этот момент незнакомец сделал шаг вперед и на него упал свет. Шюке сильно вздрогнул и резко отпрянул назад: он узнал Человека в черном, узнал его широкий плащ и монашескую рясу, его бросающийся в глаза высокий рост, его капюшон, скрывающий лицо…

Викарий стоял, не в силах произнести ни слова. Незнакомец достал из складок своей одежды скомканный листок и просунул его между прутьями решетки. Шюке взял листок и, тут же захлопнув дверцу на окошке, начал читать.

Незнакомец, оставшись в полной темноте, поправил свой плащ. Затем он огляделся по сторонам, но не увидел ни души. Все будто сквозь землю провалились.

Раздался звук открываемой двери. Перед незнакомцем распахнулась одна из створок, и он тут же протиснулся в узкий проход, не дожидаясь приглашения.

Человек в черном вошел в большой зал дома каноников и встал напротив Шюке, Мео и Абеля. Монахи с ужасом смотрели на темный силуэт человека, которого уже видели сегодня утром. Он был плотно укутан в плащ, а единственным его багажом была полупустая сумка, висевшая на ремне через плечо. Его плащ и обувь были покрыты снегом и насквозь промокли. Чтобы добраться до этого городишка, ему, по-видимому, пришлось долго шагать по заснеженным дорогам.

Викарий сделал шаг вперед.

— Я — брат Шюке, — представился он, — викарий этой епархии. А это брат Абель и брат Мео.

Оба монаха поприветствовали незнакомца еле заметным кивком головы.

Незнакомец поставил на пол свою сумку и откинул капюшон. Затем он раздвинул полы плаща. Мео и Абель с удивлением увидели прочный дубовый посох пилигрима, огромный крест из оливкового дерева, просторную монашескую рясу из двух слоев льняной материи и четки в виде бусинок, обвязанные вокруг талии.

— Я — отец Энно Ги, — сказал незнакомец. — Ваш новый кюре. [22] Кюре — приходский священник во Франции. Меня вызвал в эту епархию его преосвященство Акен.

— Извините нас за недоверчивость, — произнес Шюке. — А почему вы сразу не сказали нам, кто вы такой?

— Я не знал, как вы отреагируете, — ответил незнакомец. — Когда я подходил к городу, один из местных жителей стал красться за мной по пятам с явным намерением убить меня. Я, похоже, сломал ему ногу.

— В самом деле? Ногу? — удивленно переспросил Шюке.

Кюре повернул голову, и пламя свечи осветило его лицо. Это был молодой человек: пожалуй, ему не было еще и тридцати лет. Внешне он был по-юношески свеж, однако взгляд этого человека отличался необычайной холодностью. Кожа на его лице раскраснелась от мороза, и вид у него был очень усталый.

Это был, по-видимому, священник что надо!

Немногим позднее викарий и вновь прибывший вошли в келью на первом этаже, служившую Шюке своего рода рабочим кабинетом.

Монах предложил новому священнику присесть на небольшой стульчик, стоявший возле его рабочего стола. Затем он запер дверь на ключ, убедившись при этом, что за ними не подглядывают.

Энно Ги снял верхнюю одежду. Шюке поставил перед кюре тазик с подогретой водой и протянул ему полотенце, за что тот радостно поблагодарил викария. Предложить гостю вымыть руки сразу после приезда в те времена считалось очень хорошим тоном.

— Извините нас, если мы вас как-то не так встретили, — снова стал извиняться Шюке. — Мы не ожидали, что вы приедете так рано. Я хотел сказать… в середине января. Один лишь епископ был уверен, что вы не побоитесь зимы.

— Я выехал из Парижа в октябре, после своего посвящения в сан. Я, кстати, отправил посыльного, чтобы предупредить вас о моем приезде.

— Да, посыльный был здесь, однако мы все-таки были уверены, что вы повернули назад и отложили свой приезд до весны.

— Я надеялся успеть приехать сюда еще до наступления холодов, однако стужа нагрянула совершенно неожиданно. Большинство повозок просто не могли ехать по заснеженным обледеневшим дорогам, а потому я добирался пешком. Всякого пришлось натерпеться, топая по этим ужасным дорогам.

Шюке бросил взгляд на полупустую сумку собеседника.

— За шесть недель пути, — продолжал Энно Ги, — я девять раз подвергался нападению грабителей. — Викарий испуганно вздрогнул. — Хотя, конечно, если холод не смог остановить священника, отправляющегося в путь, то почему он же должен быть помехой для разбойников? Впрочем, все это не так уж и важно. Я научился давать отпор даже волчьим стаям, так что люди для меня — не самое страшное. Последняя попытка напасть на меня была предпринята совсем недалеко отсюда, и нападавшие, наверное, все еще меня ищут.