Эрик Гарсия - Ящер-3 [Hot & sweaty rex]

Норин была не в восторге насчет холостяцкой пирушки, но она достаточно мне доверяла и не сомневалась, что я буду вести себя как полагается. Джек запланировал целую ночь капитальной разнузданности, и мы вдарили по городку в девять вечера 17 июля. Таким образом, времени у меня было более чем достаточно, чтобы хорошенько разгуляться, а потом очухаться и вечером 18 числа собрать вещички к отъезду.

Когда диносы жуют травы, вырубаются далеко не все. А вот я вырубаюсь. Это даже не полный провал в памяти, а скорее некий стробирующий эффект фрагментарных припоминаний – образы вспыхивают и гаснут, звуки возникают и затихают. Пожалуй, это еще хуже, чем полная отключка. Если бы я совершенно не сознавал своих действий, мне легче было бы отрицать соучастие. Эх, чего бы я в нужные времена не отдал бы за славный отрезок доброй амнезии!

В общем, что я все-таки помню, так это как у меня в желудке переваривалась славная доза базилика в подземном стриптиз-клубе, затем еще немного того же самого по пути к следующему бару, дальше целая гора шалфея в порядке догона на каком-то обеде в глухую полночь. После этого – краткая вспышка бесконечного шоссе на пути невесть куда и несколько секунд реминисценции на бескрайнем поле орегано, где мы в количестве шести диносов стояли на карачках, точно коровы, и жадно насыщались посевами незнакомого нам фермера.

В какой-то момент Джек решил покинуть пирушку и попытался увести меня с собой. Вышел спор, какая-то толкотня, может, даже потасовка, и он в отвращении ушел, а я вернулся на свою бычью кормежку. Даже не знаю, остался ли со мной к тому моменту кто-то из знакомых парней – мне это было но барабану. После девятнадцати лет поиска цели в жизни Винсент Рубио наконец-то нашел свое призвание, и название ему было травы.

– Эй! А ну вставай! Давай, парень, вставай!

Голос что-то кричал, он явно обращался ко мне, и вскоре ему удалось прорваться в мой сон: кто-то подвесил пятидесятифутового лемура над трассой-101; его длинные кудрявые волосы расстилались по всем четырем полосам дорожного движения. И невесть по какой причине этот лемур приказывал мне подняться.

– Вот что, парнишка, больше я повторять не стану. Поднимай свою чертову задницу, или я стреляю.

За этим последним фрагментом последовал отчетливый щелчок взведенного курка, и я оказался на ногах раньше, чем все мое остальное тело успело как-то отреагировать. Земля со всех сторон куда-то проваливалась.

Весь мир дико крутился, и все же мне удалось заметить достаточно, чтобы понять: я уже не в Вествуде. Я стоял в середине фермерского поля, в грязной одежде, жутко воняя коровьими лепешками, а странный кент с двустволкой стоял футах в пяти от меня.

– Доброе утро, – протянул я, еще не вполне способный толком армировать губами согласные.

– У тебя есть десять секунд, чтобы рассказать мне, что ты здесь делаешь, – сказал фермер.

Вообще-то я был почти убежден, что все это попросту часть моего сна – хотя, с другой стороны, во сне меня никогда так не тошнило.

Я еще разок огляделся. Вдалеке, по ту сторону поля, высились горы. В воздухе витал запах клубники. Если мне светила удача, это должно было быть Камарильо, фермерское сообщество всего лишь минутах в сорока пяти езды от Лос-Анджелеса.

– Кажется, я тут немного ваших посевов поел, – сказал я мужчине, слишком удолбанный, чтобы сподобиться на приличную ложь.

– Да, я тоже думаю, что поел. – Фермер окинул меня беглым взглядом, а я тем временем поверх навоза и клубники получил от него славный запах. Это был человек, и он никоим образом не мог понять, что здесь происходило.

– Должно быть, я выпил лишку, – сказал я, медленно пятясь. – Мы с друзьями малость увлеклись.

– Угу, – буркнул он. Нормальный чувак, просто встревоженный, не замышляю ли я здесь каких-либо заморочек.

– У меня была холостяцкая пирушка, – услышал я собственный голос. – Я женюсь…

Женюсь.

Все верно.

Ох, блин.

Я мигом осекся и побежал, даже не думая о дробовике, который наверняка был нацелен мне в спину. Я должен был срочно добраться до дома. Должен был упаковать вещи. Должен был проделать еще уйму всякой всячины, прежде чем смог бы увезти отсюда Норин и сделать ее своей смущенной невестой.

Мне потребовалось три часа, чтобы добраться до Лос-Анджелеса, и еще два, чтобы упаковать свои пожитки. Я сто раз звонил Норин домой, но никакого ответа не получал. В конце концов я припомнил, что все они на выпускной церемонии. Я тоже должен был там присутствовать, но Норин бы меня поняла. Если бы я только вовремя оказался на автобусной остановке, все было бы в полном порядке.

К восьми вечера я добрался до остановки «грей-хаундов» и выяснил, что наш автобус уходит только вскоре после полуночи. Тогда я устроился на скамейке и попытался читать захваченную с собой книжку в мягкой обложке, но так нервничал, что дальше первой страницы ни в какую не продвигался. Обнаружив наконец, что снова и снова перечитываю одно и то же предложение, я захлопнул книжку и просто стал дожидаться прихода Норин.

Я ждал.

Ждал.

И ждал.

Всякий раз, как за матированным стеклом появлялся очередной силуэт, мое сердце билось быстрее, горло перехватывало, я готовился вскочить со скамейки и заключить Норин в свои объятия. Но всякий раз это оказывался еще один незнакомец, обормот вроде меня, слишком бедный, чтобы позволить себе частную перевозку.

Десять часов стали одиннадцатью, те полночью, и вскоре я уже стоял у билетной кассы, организовывая нам с Норин поздний автобус до Лас-Вегаса. Последний «грейхаунд» отбывал с остановки в час ночи, а Норин по-прежнему не было. Я думал позвонить ей домой, попытаться передать ей какое-то сообщение через Джека, но понимал, что это бессмысленно. Я уже прикидывал, что ее что-то такое задержало, и только надеялся, что это не был Папаша Дуган. Что, если Джек рассказал ему, что происходит? Что, если он запер Норин в ее комнате? Этого мне было никак не узнать.

Следующий автобус в ближайшие шесть часов не отбывал, а к тому времени уже могло быть слишком поздно. И все-таки я прикинул, что должен хотя бы попытаться и невесть как организовать нам эту поездку, а потому подошел к кассе, чтобы заказать обмен билетов.

– Мы пропустили наш автобус, – сказал я скучающей кассирше. – Могу я поменять билеты на следующий?

– Конечно, деточка, – отозвалась кассирша. – Когда захочешь.

Она взяла билеты, мельком на них взглянула и швырнула в мусорную корзину у ног.

– Значит, – сказала она, – ты хочешь шестичасовой автобус в Вегас двадцатого числа.

– Нет, – поправил я ее, – девятнадцатого. Сегодня утром.

– Душечка, – протянула кассирша, – ты бы календарик себе купил. Девятнадцатое было вчера.