Алексей Сейл - Живодер

Все утро я провел на кухне. Поскольку все, кроме меня, были вегетарианцами, я приготовил шпинатовый суп с тушеной ботвой репы, пирог с брокколи, ризотто со спаржей, сыр с цветной капустой и салат. Кроме того, я попросил Сэма купить мне в Кале две бутылки бордо и две бутылки сансерры.

Бейтман принес литровую бутылку водки, которую спер в нелицензионном магазине в Мидлтон-Чини, и подарок для Мерси: в целях приработка к своему пособию по безработице он с Зуки изготавливал фигурки из проволоки, болтов и гаек, которые они затем покрывали каучуком и довольно успешно продавали на рынке в Нортгемптоне. Они подарили Мерси фигурку кота с выгнутой спиной и стоящей дыбом шерстью.

— Bay! — воскликнула она, рассматривая ее со всех сторон. — Потрясающе, прямо как мой Адриан. Я поставлю его сюда на полочку и буду на него смотреть.

— Как тебе понравилась наша деревня, Мерси? — спросила Зуки.

— Ну, я еще мало что видела, но, по-моему, очень симпатичная. Тихая и милая.

— Тут за целый день можно никого не встретить, только природа, деревья и всякое такое — очень успокаивает и помогает сосредоточиться, — сказал Бейтман.

— Да, только коровы и всякие прочие животные.

— Лондон такой холодный, — сказала Мерси, — а здесь все доброжелательны.

— Да, мы все заботимся друг о друге, все знают, что у кого делается.

— К тому же здесь абсолютно безопасно.

— Даже дверь запирать не надо.

— Мы, конечно, запираем, но если не запереть и уйти на пару часов, ничего не случится.

После обеда мы прошли по тихим улицам к шумному пабу. Молодые фермеры устраивали дискотеку в муниципальном зале по соседству, и оттуда неслась популярная мелодия девяностых в стиле хип-хоп в исполнении Л. А. Гангза. У входа стояли крепкие фермерские сынки и дочурки с бейсбольными битами, спрятанными за дверной косяк, на случай появления каких-нибудь обкуренных гангстеров из Давентри или Нортгемптона. Ребята явно мечтали об их появлении, лелея надежду на то, что им удастся проломить пару-тройку пролетарских черепов. Все то же противостояние города и деревни, аристократов и пролетариев — сюжет всеобщей стачки 1926 года, проигранный под звуковую дорожку "Гетто Да Комптон".

Внезапно один из парней резко дернулся и замертво упал на землю. Его тут же обступили приятели, часть из которых одновременно начала набирать на своих мобильниках номер "скорой помощи", заблокировав таким образом прохождение сигнала. Однако "скорой" в любом случае потребовался бы час, чтобы добраться сюда в субботний вечер, — все были на вызовах, и ближайшая могла приехать только из соседнего графства.

— Что это с ним? — спросил я Бейтмана.

— Кто-то опять толкает порченую выпивку в Нортгемптоне — даже ученые не знают, в чем там дело, возможно — сибирская язва… думаю, к ней он и приложился.

Стоянка перед пабом была забита БМВ, "ауди", рейнджроверами и "мерседесами", так что нам пришлось гуськом пробираться между ними, пачкая одежду об их заляпанные грязью бока.

Внутри царил такой шум, словно сюда были собраны звуки со всей деревни.

Все ребята — Марти Спен, Пол Кроуч, Майлз Годманчестер и Ронни Рауль — сидели в баре. Не знаю, почему я про себя называл их "ребятами", — все они были вполне зрелыми мужчинами, участвовавшими тем или иным способом, как и остальные жители деревни, в глобальном ухудшении мира.

Как я уже говорил, Майлз Годманчестер калечил животных в Давентри, обслуживая какую-то фирму по производству косметики, хотя я слышал, как он утверждал в пабе, что его работа спасла жизнь многим "больным детишкам". Марти Спен должен был молчать о роде своей деятельности, но все знали, что он работает инженером во французской фирме по производству оружия, база которой находилась в длинном золотистом здании, расположенном в лесной долине к востоку от Оксфорда. Основным предметом их производства являлась ракета "Буньюэль" класса "земля-воздух". Марти Спен постоянно находился в разъездах, посещая страны с самыми ужасными режимами и помогая их правительствам более эффективно уничтожать свой народ. В подобной разношерстности не было ничего необычного — посетители всех здешних пабов наполовину состояли из тех, кто только что вернулся с другого полушария, и тех, кто всю свою жизнь провел на одном месте и для кого даже поездка в Нортгемптон должна была бы предваряться гипнотерапией. И догадаться, кто есть кто, было проще простого. Здесь можно было запросто услышать, как какой-нибудь мужлан говорит: "Я только что инстраллировал эту систему интранет в Йокогаме и купил там в аэропорту видеокамеру…" Свой отпуск Марти Спен каждый год проводил вместе с женой в Саудовской Аравии, куда его приглашало благодарное правительство. Пол Кроуч занимался рекламой машин "Формулы-1" в табачной промышленности, а Ронни Рауль был специалистом-пищевиком на американской пищевой фабрике, находящейся на кольцевой дороге в Банбери. Каждый день их фабрика на многие мили вокруг распространяла свои ароматы мускатного ореха, корицы, кофе, кардамона, шафрана и шоколада, в зависимости от того, какое варево они в этот день готовили. И ароматы Дамаска реяли среди покосившихся дорожных знаков и размазанных по асфальту кроличьих трупов, лежащих на автостраде А 316.

Концентрические круги сексуальной дрожи пробежали по присутствующим, когда Мерси вошла в паб, после чего последовало оцепенение, когда стало понятно, что она со мной. Молодежь села за стол, а я пошел к стойке бара заказать выпивку.

— Привет, Хилари. Кто это? — осведомился Майлз Годманчестер. — Твоя внучка?

Я только глупо улыбнулся и сделал заказ.

— Подружка из Лондона, — наконец выдавил я из себя.

— Ах ты, тихоня!

— Чертовски классная! — сказал Марти Спен.

— Ослепительная, — добавил Пол Кроуч.

— Сиськи что надо, — сказал Ронни Рауль.

Возвращаясь к столу, я чувствовал спиной их взгляды и испытывал странную гордость.

После паба Бейтман и Зуки снова зашли ко мне и прикончили бутылку водки, так что мы с Мерси легли спать только в три ночи. Остановившись в дверях моей комнаты, она сказала:

— Кажется, я немножко в тебя влюбилась.

Я лишь глупо хихикнул. Она обняла меня и поцеловала, так что я ощутил ее язык у себя во рту. Потом она оторвалась от моих губ и положила голову ко мне на плечо. Это заставило меня по-новому увидеть гравюру Бриджет Райли, которую я перестал замечать много лет назад и которая заслуживала более достойного места, чем лестничная площадка. Ее мигренеобразные наплывы очень соответствовали моменту.

— Но ты ведь не обидишься, если мы… ну, понимаешь, не станем сегодня спать вместе? — продолжила она. — Мне надо кое в чем разобраться.

— Конечно не обижусь, — ответил я.