Джузеппе Д'Агата - Тайна Бутлегера, или Операция "Ноктюрн"

— Видишь ли, ты не представляешь для нас никакой опасности, потому что не знаешь, кто мы такие, откуда взялись…

— Но я знаю, какова истинная роль Рудинского. Это поляк, а поляки ужасные националисты.

— Верно. Но ты не подумал, что нам, возможно, нужно было заставить вас поверить, будто мы поляки? Ты симпатичный малый. Хотел бы работать на нас?

Меддокс растерялся. Но в глазах зажглась искра надежды.

— Я не знаю, кто вы такие.

— Какое это имеет значение? Люди.

— Это… интересное предложение.

— Разве кто-нибудь отказался бы от такого, лишь бы спасти свою шкуру.

Меддокс едва заметно кивнул. Контатти покачал головой:

— К сожалению, у меня есть только один способ убедиться, что ты не станешь вести двойную игру.

— Какой?

— Вот такой, — сказал Контатти и спустил курок.

Сраженный насмерть, Меддокс упал лицом вниз. Контатти наклонился, достал его документы, потом подтолкнул тело к краю обрыва и сбросил.

Труп полетел в пропасть, подскочил несколько раз на скалистых выступах и распластался на глубине ста метров.

Контатти посмотрел вниз, лицо его было печально.

— Прощай, коллега. — И провел рукой по щеке — он не брился уже два дня. У него был совершенно непрезентабельный вид.

К вечеру машина Юрека пересекла границу на перевале Бреннер. Казалось, это едут какие-то северные туристы, замечательная семья: Юрек, Магдалена, Ева, Станислав, маленькая Соня.

Пока таможенник проверял багаж, сотрудник полиции наклонился к водительскому месту, попросил у Юрека документы о выдворении и возвратил паспорта.

— Пожелания доброго пути вам шлет капитан Коссини, — сказал он и отдал честь.

Юрек жестом выразил благодарность. Таможенник посторонился, и машина тронулась с места в сторону австрийской границы.

В Вене, у пандуса старинного дворца в стиле барокко, слуги, следуя указаниям Магдалены, выгружали багаж из машины Юрека. Ева и Соня с любопытством осматривались, разглядывая красивую ограду, соседние здания и улицу с оживленным движением.

Юрек разговаривал с хозяином дома, старым князем Комаровским, встретившим его у входа в особняк с подобающим гостеприимством.

— Вена — спокойный город, граф. Я рад, что вы решили перебраться сюда. — Князь приложил руку к груди. — Можете рассчитывать на мою дружбу и на некоторое влияние, какое у меня еще есть.

— Я надеюсь только, что смогу отблагодарить вас за ваше великодушие, князь Комаровский.

— Нас осталось так мало, — печально произнес князь, — мы задавлены толпой и чернью. Среди людей нашего класса взаимопомощь — наипервейшая обязанность.

— Сейчас я должен немедленно отправиться в Мюнхен, чтобы обсудить одно предложение о работе. Поэтому воспользуюсь вашей исключительной любезностью и оставлю вам своих близких — жену и детей.

— Почту за честь и радость! — Князь внимательно посмотрел на Юрека. — Я снова предложу ваше имя нашему Комитету антикоммунистической деятельности. У нас есть одно дело, весьма достойное нас, настоящих поляков.

Юрек улыбнулся:

— Интересное предложение, князь. Поговорим о нем после моего возвращения, дня через два или три.

Хмурое варшавское небо предвещало сильный снегопад.

У входа в огромное серое здание, где располагалось министерство, стояли часовые. Они выпрямились по стойке смирно и отдали честь Юреку Рудинскому, который в форме старшего офицера польского военно-морского флота уверенно вошел в здание.

Поднявшись по лестнице, он прошел по длинному коридору мимо множества дверей с различными табличками и цифрами. На всех этажах находились контрольные посты. Юрек протянул дежурному свое удостоверение, и тот указал на дверь в конце коридора.

Юрек вошел в кабинет, обставленный скучной канцелярской мебелью и большими картотечными стеллажами. За письменным столом сидел человек лет шестидесяти, тучный и лысый, в форме генерала. Он встретил Юрека без особой радости, пожалуй, даже строго.

— С приездом, старший офицер, — произнес он, указывая на стул возле письменного стола. — Присаживайтесь. У вас усталый вид. Много трудились?

— Обычная административная работа, генерал, — ответил Юрек, опускаясь на стул. — Только в последние дни немного страдал от бессонницы.

Генерал улыбнулся:

— Что ж, надо лечиться. Знаю один надежный способ. Нужно найти время поспать и постараться по возможности, чтобы вас не выдворяли из страны пребывания.

— Это была чистая случайность, — ответил Юрек с некоторым смущением. — Иногда, знаете, случается, что и не везет…

— Зато ваше невезение компенсировалось другой, поистине удачнейшей случайностью — смертью Хагена.

— Действительно невероятное совпадение. Поблагодарим англичан, работающих и на нас.

— Англичан? — с иронией переспросил генерал. — А вы что, разве снова служите у них, как во время войны?

— Вы делаете очень забавные предположения, генерал.

Генерал поднялся, прошел к картотеке и достал какую-то папку.

— Нет, я никогда ничего не предполагаю. Я всего лишь читаю донесения.

Юрек не мог скрыть удивления:

— Вы получили донесение о деле Хагена?

Генерал несколько раз постучал папкой по столу. В его голосе зазвучало сильное раздражение.

— Я утверждаю, что неподчинение — это тяжелейшее преступление! Я утверждаю, что вы лишили себя следующего звания — контр-адмирала. Более того, вас ожидают в военном трибунале, старший офицер Рудинский!

— Это большой риск для нас обоих, — ответил Юрек, тоже вставая. — Чем больше протоколов, тем больше народу будет знать о них. А чем больше народу будет знать, тем больше подвергались опасности вы.

— Опасности?! — вскипел генерал. — Да это мало сказано — опасности! Я считаю себя просто конченым человеком! А вы вообще уже покойник!

Он швырнул папку на стол, прошел к окну и посмотрел наружу.

— Это вопрос нескольких недель, самое большее, месяцев. — Казалось, он неожиданно вновь обрел спокойствие. Глаза его сверкнули. — Но в ожидании лучше было бы не тратить время впустую. Отправляю вас временно на место Шабе в Восточный Берлин.

— Хорошо, — усмехнулся Юрек. — А… Контатти?

Генерал хитро улыбнулся:

— Его оставлю в Москве. Пусть будет под рукой у КГБ. Раскроют, так, по крайней мере, агония будет недолгой.

— Трогательная забота, — заметил Юрек и указал на папку. — Что касается Шабе, то его, надо думать, вы отправили на пенсию со всеми почестями, какие и полагаются… автору этого донесения, которое не должно было поступать к вам.

— Вы недооцениваете Шабе. У него была блестящая мысль, не знаю только, в какой мере вы учли ее в своем плане, старший офицер. — Сложив руки за спиной, генерал прошел по комнате. — Он беспристрастно убрал Уэйна и Суханова, объединив в трауре их начальство, инстинктивно не доверяющее друг другу. Теперь они вместе льют слезы и, наверное, больше не станут воевать.